Зато недели через две в степь наехало много русских скупщиков сырья. Они стали покупать кожи еще на живом скоте, давая за них баснословно низкие цены и обязывая киргизов собственноручно снимать их с трупов. Мучаясь над этой операцией на морозе, вдали от зимовок, киргизы походили на тех же голодных и злых волков, которые пировали рядом. Наконец, видя, что с застывших животных шкуры снимать трудно и что живых все равно ожидает неминуемая гибель, киргизы, чтобы спасти хоть кожи, стали убивать всех более слабых коров и лошадей дома, во дворах.
Это была какая-то дикая вакханалия плача, злобы и жалости людей, принужденных убивать свой скот, чтобы продать с него кожи. От обилия жатвы скупщики пришли даже в азарт и друг с другом вступили в состязания: каждый хотел купить больше других.
Батырбек, когда к нему пришли скупщики, быстро приподнялся с постели и хрипло заревел:
— Не продам!.. Убирайтесь!.. Пусть лучше волки снимают, а вам не продам!..
Но скупщики и сами скоро одумались и прекратили скупку.
Громадные костры шкур, которые они набрали, никто не брался вести в город за сотни верст ни за какие деньги: не на ком было… Скупщики струсили, не радуясь тому, что киргизы предлагают кож еще больше и еще дешевле…
И кожи лежали громадными кроваво-лохматыми кучами на крышах зимовок и просто на снегу…
Единственно, чем небывало богата была в эту зиму степь, — это съедобным мясом. Его киргизы старались есть как можно больше, отчего многие стали хворать и даже умирать.
Оставлять мясо до оттепели было нельзя: оно испортится, так как во всей степи не было соли и не на ком было ее привезти. И киргизы продолжали объедаться мясом, как бы торопясь насытиться им до весны…
Но все, как один человек, чувствовали, что это страшное мясное пиршество — последнее.
Все чуяли, что на степь надвигается что-то новое, чуждое и враждебное древним обычаям и что вольному кочевому жилью приходит конец.
Как жить, что делать дальше, когда даже самые знатные ханы, имевшие тысячи лошадей, остались при единицах?.. Как и для чего кочевать, когда весь громадный народ, сросшийся с конем и бараном, остались пешим и сирым?..
Но это бы еще перенесли киргизы, если бы было куда кочевать для разведения новых табунов! Если бы они не были со всех сторон загорожены и стеснены. А то в удел им остались только голые безводные сопки да пустые солончаки!..
Осунулся, постарел умный Сарсеке… Вдруг, как былинка, высохла и точно пришибленной стала Бибинор. В ее глазах так и остался внезапный страх и смутное недоумение перед всеобщим горем. Теперь не сомневался Сарсеке, что бабой, обыкновенной, забитой и замученной киргизской бабой, стала молоденькая Бибинор.