– Разве они такие уж легкие?
– Я немного сильнее, чем кажется.
– Раньше ты был не очень сильный.
– Тим, теперь я качаю мышцы в спортзале.
– Мне бы так.
– Может, еще займешься.
– Значит, ты перевез тела по воде в Адов Городок и похоронил там?
– Только мужчин. Вообще-то мне следовало с самого начала взять на себя все похороны. Если бы я не откладывал это маленькое мероприятие, Паук со Студи никогда не получили бы шанса что-нибудь из меня вытрясти.
– Но в любом случае после этих последних похорон ты вернулся на своем катере домой, в Бич-Пойнт?
– Да.
– И нашел меня по маячку?
– Нет, маячок ты выбросил. – На его лице снова появилась кривоватая улыбка. – А на тебя я случайно наткнулся.
– Поразительно.
– Я люблю красивые повороты судьбы, – сказал он. – Может, ради них-то все и затеяно.
– Может, – сказал я.
– Как у тебя дела с deja vu? – спросил он. – У меня эта способность здорово развита. Сомневаюсь, чтобы хоть одну ситуацию мы переживали только раз. Может, на втором круге от нас ждут большего.
– Не знаю, – сказал я.
Мы продолжали идти.
– Надо признаться, что я высматривал твою машину, – сказал он. – Ездил по городу, пока не увидел «порше».
– Не могу понять, рад я этому или нет, – откликнулся я. Возможно, в этом была виновата боль, но я счел своим долгом продемонстрировать жизнерадостное остроумие пациента, которого хирург везет на операцию.
Мы двигались в молчании. Вода под нами заметно фосфоресцировала, и я задумался о генерирующей свет деятельности планктона, но ничего оригинального в моих мыслях не промелькнуло. Мы достигли самой глубокой ямы на своем пути, и поскольку перепрыгнуть ее я не мог, мне пришлось идти по камням, лежащим ниже уровнем и окаймляющим расселину; стена рядом обросла ракушками, и я жестоко ссадил себе руку. Когда я выругался, он посочувствовал мне.
– Прости, что гоню тебя так далеко, – сказал он, – но это важно.
Мы шли дальше. Наконец возник тот ритм, что говорит о движении без начала и цели, и я едва отметил момент, когда мы ступили на другой берег за милю от нашего старта. Волнолом остался позади, и мы побрели по краю залива. Влажный песок леденил ноги, но идти по сухому было гораздо тяжелее. В темноте, поскольку луна спряталась за облаками, приходилось шагать очень осторожно. Там и сям из песка торчали старые бревна от разбитых судов, массивные, как человеческие тела, и серебрящиеся, точно свет самого безумия. Тихо шумело море. Был отчетливо слышен писк каждого вспугнутого нами кулика, шорох убегающих крабов и посвистывание полевых мышей. Мы давили ногами раковины устриц и мидий, пустые домики улиток, беззубок и гребешков – как разнообразны звуки, которые издает ломающийся кальций! Под нашими подошвами, словно ореховая скорлупа, хрустели сухие водоросли, бурые и саргассовы, и море, медленно испускающее дух на отливе, вновь обнажало траур прибрежных бакенов.