На поезде можно доехать до той станции, откуда пригородный автобус ходит в бабушкину деревню. А бабушка, конечно, волнуется, хотя и оставил он записку: «Поехал к папе».
Около одного из вагонов не было ни дяди, ни тети, проверяющих билеты. Не долго размышляя, в порыве, мальчик шмыгнул в тамбур, проскочил вдоль прохода и залез на третью полку в пустом пока еще купе. Забился в угол.
Под перестук колес укачивало. Мальчик лежал, боясь пошевельнуться, дыхнуть. Внизу одна тетенька хвалила другой своего послушного сына, который учится в какой-то специальной школе, в музыкальной, и еще посещает секцию фигурного катания. И все сетовала, что не достались билеты в купированный вагон.
Мальчик слушал, думал о папе, о маме, о бабушке… Хорошо что есть бабушка. Бабушка-то обязательно будет дома. Когда он, Степка, приедет, как раз пригонят коров. Бабушка, конечно, поругает его, но потом простит и нальет до краев банку парного молока…
Незаметно мальчик задремал. Девочка смеялась ему во сне, прыгала, а он шел навстречу по стволу. И когда лицо ее перекосилось, раздался крик… Степка вскочил. Темнота. Перестук колес. Чей-то храп внизу… Он все понял. Сердце стучало чуть громче колес. Но страха не было. Хотелось ехать. Куда-то ехать, куда-нибудь…
9
Михаил осаждал кабинет врача, пункт милиции — слезно выпрашивал разрешения позвонить. Звонил в магазин жене, пытался объясниться, умолял узнать про Степку. Та упрямо молчала, лишь вздыхала в трубку. Понимал сумасшествие своих просьб и слов. Но важнее всего был Степка! Злился: казалось, там, на другом конце провода, должны бы учитывать момент, пока Степка не найдется, приглушить личные счеты. Конечно, ошарашена, ну так что же?! Наконец, еще неизвестно, откуда эта зараза взялась. У него, у Михаила, всего лишь одна связь была — что это для современного-то мужчины! Скажи — не поверят! Михаил, естественно, и не думал в грешке этом признаваться. Кто знает, может, все наоборот, она, жена, виновата. В тихом омуте… Хотя как-то не вязалось в голове — Таня, с ее непроходящей притомленностью, аморфностью даже — и измена… С ее брезгливой неприязнью к любой житейской человеческой грязи?! И представить трудно. С другой стороны, как говорится, все мы люди живые…
И все-таки чаще Михаил был склонен обвинить Веру. Неземную, не от мира сего! Надуманную книжницу! Общежитская комнатка… Ломкий голосок… Поиграли в душевность и понимание! А дальше все как в жизни. Михаила еще в первые дни близости поразил быстро проснувшийся в ней бесененок. Понятно, Верочка больше навоображала, сделав обычный первый шажок в отношениях с мужчинами, представила себя разбитной да лихой. А в общежитии ухарей всяких полно, бог знает, что потом она себе позволяла… И не зря, видно, молчком, внезапно уехала. Узнала. Испугалась. Хороша-а… Женщина!