— Вроде бы не наш, новенький, — окружили его ребята. Чего тут бродишь?
Василий рассказал, что его дедушка и бабушка отправляются в Италию.
Ребята окружили его плотнее, говорили тише, оглядывались по сторонам. Старший, чубатый и курносый, спрашивал:
— А ты хоть знаешь, зачем их туда тащат?
— Работать будут, жить по-людски. В Каслинской-то мы голодаем. У нас там тоже… ну, эти самые, демократы завелись. Колхоз разорили, технику и семена пустили с молотка, а теперь вот вроде бы и землю хотят продать. Будто бы им московская власть разрешила.
— Власть!.. Московская… Понимал бы чего.
— Казаки говорят. Соберутся возле магазина и гуторят. А я слушаю. Чай, не глухой.
— Слушаю. Политик нашёлся. Как же это московская власть, — будто бы наша, российская, и свою родимую землю продавать? А нас куда же? Хозяин-то может и сказать: земля моя, убирайтесь к лешему! Ну?.. И куда мы?
— Мы?.. В Италию, а вы — не знаю.
Курносый приблизился к Василию, зашептал на ухо:
— Маленький ты ещё, а потому глупый. Того даже не знаешь, что никакой работы нашим людям в Италии не дадут. Вас на заклание везут. У одного печёнку вырежут, у другого почки, а то и сердце из груди выскребут. И больным итальянцам вставят, а вас на помойку. Об этом весь город знает, газеты пишут, а вы лохи и дурьё деревенское. Беги скорее, говори деду, да дёру отсюда. Понял?..
Прибежал к дедушке, растолкал его и говорит всё это, а он пьяные глаза таращит и понимать ничего не может. Василий снова стал повторять про органы, а дед размахнулся и хрясь его по уху. Да так, что в голове зазвенело. И на другой бок завалился.
Потом Василий матери рассказывал. Она гладила его по голове, утешала:
— Сказки всё это. Ребята попугать тебя захотели.
Пошёл на улицу искать знакомую каслинскую девицу — она тоже согласилась поехать в Италию, — нашёл её на дискотеке; она с каким-то парнем прыгала и дёргалась, и извивалась, как минога на сковородке, а когда он попытался ей чего-то сказать, она толкнула его, — он упал и угодил под ноги какому-то здоровенному парню. Побежал на вокзал и — в Каслинскую, рассказать обо всём слышанном отцу. Про себя думал: если и на этот раз отец не поверит, он найдет газету и покажет ему, и маме, и всем каслинским людям. А не то, так и пойдёт в милицию. Пусть они проверят все документы и запишут адрес, куда отправляют русских людей.
На пристань он добрался к вечеру следующего дня. Перед тем, как подойти к «Постышеву», несколько раз глубоко вздохнул, успокоился и сделал такой вид, что его ничего не волнует и он от нечего делать прогуливается по набережной Волги. Прошёл два-три раза возле входа в речной трамвайчик и краем глаза оглядел человека, сидевшего на лавочке. Это был Вазур, иранец, служивший в охране. Вазур заметил Василия и крикнул: