Был тот период времени, когда погода в низовьях Дона то сияла щедрым летним теплом, а то вдруг сменялась метелями и насыпала сугробы.
Казаки ждали весны, готовили к посевам семена, ремонтировали лопаты, мотыги, грабли.
В один погожий день Мария пошла к Денису, и с ней, как всегда, держась за руку мамы, семенила ножками Зоя. А когда Мария заговорилась с Денисом, Зоя выскользнула за дверь и пошла домой. На полпути её окликнул дядя, сидящий в малиновом «жигулёнке»:
— Зоя! Иди ко мне, я тебя покатаю.
Зоя знала этого дядю, он со своей машиной часто стоял на бугорке вблизи от ихнего куреня, и от большого дома, про который говорили, что здесь будет приют для детей. Она доверчиво подошла к машине, и они поехали к станции, а оттуда в районный центр. Зоя не однажды ездила с мамой и с Денисом по этой дороге, они на пути заезжали на завод комбикорма, закупали мешки с едой для кроликов, а затем ехали в райцентр и там на базаре и в магазинах покупали разные продукты. И всегда Зоя получала мороженое, конфеты и всякие другие вкусности, а потому она спокойно сидела в машине, ожидая, что и на этот раз её будут угощать конфетами и мороженым.
Мария объехала всю станицу, ездила в район и нигде не нашла малинового «жигулёнка», на котором ездил чубатый казачонок из соседней станицы. Он служил шофёром у Шапиркина, а теперь выполнял разные поручения Авессалома Шомполорадзе и вот куда-то увёз Зою. Вернулась домой в большой тревоге. Не сразу вошла в свой дом и не сразу заметила в нём двух оживлённо беседующих мужчин. Голос одного из них ей знаком — это был Шомполорадзе. Он после гибели своего друга чаще заходил к Марии, просил сварить кофе или сделать чай из цветочного набора и подолгу у неё засиживался, уходя, оставлял доллары — десять, а то и тридцать, пятьдесят. Видимо, через Марию он хотел узнавать о настроении казаков, о том, что они думают о нём, что намереваются делать. А Мария охотно брала его деньги, которые в тот же день или назавтра относила нуждающимся, и рассказывала о том, что доллары даёт ей Шомпол. Старушки, молодухи, вдовы или многодетные матери, которым помогала Мария, с благодарностью принимали подношения, но тут же пугливо восклицали:
— Ой, Манька! Уж не вяжется ли этот носатый козёл к тебе в женихи?.. А, может, и того хуже: уж и покорил тебя, глупую сиротку? Люди-то давно заметили деньжонки в твоих карманах — не с неба же они падают!
Маша обнимала казачку или прижималась щекой к казаку, смеялась и просила за неё не беспокоиться. Дядя Женя давно преподал ей уроки поведения, и она хорошо знает, как обращаться с мужиками. Впрочем, тут же прибавляла, что никто к ней и не пристаёт. И говорила не то с юмором, не то с грустью: видимо, она дурнушка и никому не нравится. На это её вперебой убеждали, что она с годами не только в силу входит, но и красоты набирается. Головка-то вон какая круглая, волос копной лежит, а щёки что спелые помидорины. Другая, оглядев её, точно давно не видела, скажет: «Шейка-то у тебя, как у лебёдушки, и вся ты прямая, ладная — таких только в кино показывают.