— Ой, не могу! — закатывалась Юлька. — Поклонник с утра пораньше. Ой, девочки, держите меня!.. К — — К Светке, с утра... пете... петеуш... петеушник в ватнике... поклонни-ик...
Смешливая Юлька прямо корчилась от хохота. Даже Светке стало смешно, хоть и понимала, что ничего смешного тут нет.
Шеф, Василий Ефимович, вместе с Виктором вышли из кабинета и очутились против хохочущих девушек.
— В чем дело? — удивился шеф. — Я что-то расслышал — какой-то «петушок»...
Он строго посмотрел на всех. Шеф иной раз умел, особенно с утра, чтоб нагнать «рабочего духу», смотреть строго.
— Какие такие петушки?!
— Петеушник, Василий Ефимович, — не реагируя на строгость шефа, еще пуще закатилась Юлька. — Петеушник, а не «петушок»! В атаку пошел... Как Матросов... — хохотала она. — Это Светкин поклонник.
— А, поклонник, — ответил шеф. И добавил уже деловито: —Раз поклонник, дело другое! Пошли, Векшин.
И они проследовали мимо, продолжая деловой разговор.
Весь этот день Светке было втайне неловко за «поклонника». Что подумает Виктор, в самом-то деле? Проклятая Юлька!
Света переобулась: сапожки поставила в узкий стенной шкаф, надела туфли. Села за стол и, придвинув пачку новых телеграмм и сообщений, приступила к разборке...
Вернулся Виктор. Прошел в особую часть помещения — вроде смежной комнаты, только без двери — к своему обширному столу, где «ошуюю и одесную» стояли «аппаратцы» и новые, уже совсем непонятные для Светы, аппараты и приборы... Полностью уйдя в работу, сидя к нему спиной, все равно она каждый миг его видела, чувствовала, понимала каждое движение: что он делает, с кем, о чем говорит по телефону. Вот он — видела она спиной, собой, особым чувством, — в черном свитере, туго облегающем плотноватое, но стройное тело, высокий, светловолосый, с прической волнистой, даже слишком уж ухоженно-волнистой, с белесыми, пушистыми и длинными ресницами под темными, в соболью ниточку, бровями — такой уж от природы, красивый какой-то севернорусской, и скорее даже не русской, а литовской, что ли, красотой, тридцатилетний, холостой (Зинаидино: «жа-а-них», «такого ожени попробуй»), берегущий себя мужчина, может быть, склонный в будущем к полноте и уж, без сомнения, склонный к спокойной жизни... Вот он, умеющий быть с ней, Светой, в их вечерние послекиношные часы до удивления мягким и добрым, вдумчиво-ласковым, по-братски сердечным и милым... Но... только ли с ней? И были — да нет, конечно же, были, — много ли было у него таких увлечений до нее?.. А о том, что у нее — до него — не было никого, что он — ее первый, Виктор знает. Он-то в этом не сомневается.