— Не-а. Но тоже хочу есть. Давай сходим куда-нибудь. Я угощаю.
Он застонал:
— Куда?
— В «Мамаситу»?
— Нет, а вдруг нарвемся на Черри?
— Это проблема?
— Да.
— С каких это пор?
— С тех самых, когда я перестал видеться с ней три недели тому назад.
Я удивился, но не подал виду:
— Хорошо, тогда к «Тони»?
— Нет, и туда мы не можем пойти.
— Почему?
— Та блондинка — как ее зовут? — постоянно сует мне номер своего телефона.
— Вдруг сегодня не ее смена?
— Тогда наверняка будет кто-то еще, кто обливается с ног до головы вонючими духами. Она в последний раз чуть на колени ко мне не залезла.
Я невольно улыбнулся:
— А есть вообще в городе заведение, куда мы могли бы пойти?
— Нет, — простонал он.
— Ах, как тяжело быть самым завидным холостяком на всю округу!
— Рад, что тебя это забавляет.
— Тебя ни одна не заинтересовала?
Он посмотрел на меня в упор и устало произнес:
— Нет. Я предпочитаю твою компанию.
Боже, бальзам на душу, но я постарался сдержать восторг:
— Думаешь, если достаточно долго общаться с парнем, они рано или поздно отстанут?
— Это было бы дополнительным бонусом. — Его дыхание замедлилось, глаза закрылись.
— Но сих пор не сработало.
— Джаред, заткнись и закажи пиццу.
Когда ее доставили, я вынул из холодильника две банки пива и включил телевизор. Мэтт сидел на диване, тихий и задумчивый. Я проверил программу передач:
— Еще сорок минут до окончания «Клуба выходного дня», а потом начнется «Гнев Хана».
— Да без разницы.
Не знал его с этой стороны. Мэтт всегда казался несгибаемым, но сегодня в нем словно что-то надломилось. Словно ему хотелось, чтобы кто-нибудь проводил его до дому. Он едва откусил пиццу, хотя прикончил уже две бутылки пива и взялся за третью.
— Ты завтра работаешь? — спросил я.
— Нет, у меня выходной.
— Давай покатаемся. Давненько мы не выезжали.
— Конечно. — Он немного оживился. — Мне нужно размяться. — Сполз ниже, вытянув длинные ноги и раскинув руки вдоль спинки так, что одна ладонь легла сразу за моей головой. Его глаза почти все время оставались закрытыми, словно полудреме. Мы сидели некоторое время в тишине, а потом Мэтт произнес: — Ненавижу этот фильм.
— Потому что это сентиментальное дерьмо или потому что там ничего не взорвали? — Хотелось, чтобы слова прозвучали как шутка, но он словно меня не услышал.
— Ни один из них не знает, кто он, просто отыгрывает роль, отведенную родителями. Все стараются делать то, что от них ждут. Это утомительно. — Мне показалось, что речь вовсе не о кино. — Я тебе завидую. Ты ведь никогда не устаешь, так ведь? И тебя не заботят чужие ожидания.
— Что тебя беспокоит, Мэтт?