— Симон. Симон.
Он застонал от приступа тошноты и вжал голову в подушку. Комната приподнялась, будто ступила в пустоту.
Это пройдет. Так всегда бывало после неимоверного напряжения: казалось, вся кровь вытекла из его тела, а вены наполнились каким-то ядовитым веществом, похожим на гнилую воду.
— Симон. Симон.
У него в голове плясало солнце, принимая фантастические формы.
Почему всегда так? Слабость, подобная проклятию. Когда она обрушивалась на него, он не знал, как бороться с бессилием. Иногда ему казалось, что его дар сам по себе проклятие. Возможно, это грандиозная шутка, которую ему не дано понять.
Это пройдет. Глоток вина мог бы помочь. Он с трудом приподнялся на локте, чтобы позвать Деметрия, потом вспомнил, что его не было в доме. После обеда он отослал из дома всех, включая слуг вдовы, чтобы его никто не беспокоил. Он снова откинулся на подушку. Они не должны были воспринимать его приказ так буквально. Он закрыл глаза, и комната снова поплыла перед ним.
Когда он проснулся, воздух стал прохладнее, тень от платана во дворе добралась до середины мозаики на полу. С улицы доносился лязг повозок и приглушенный шум базара. Он лежал и слушал.
— Симон.
Он вздрогнул. Подошел Деметрий и взял голову хозяина в свои прохладные руки.
— А, это ты, — сказал Симон. Облегчение обернулось раздражительностью. — Ты мне был нужен раньше, но тебя не было.
— Вы меня отослали, — сказал Деметрий.
— Не надо было уходить так надолго.
Деметрий ждал.
— Принеси мне вина, — сказал Симон и добавил, когда мальчик был готов отправиться исполнять поручение: — Но не сейчас. Подойди ко мне.
Деметрий смотрел на него своими бездонными глазами. Симон внимательно изучал их какое-то время. Он никогда не мог понять, о чем думал мальчик. Иногда это не имело никакого значения.
— Ложись, — сказал он ласково.
Деметрий лег. У него была шелковистая кожа, от него сладко пахло медом, а волосы источали запах невинности.
Симон провел рукой по кудрям:
— Где ты был?
— В храме, — ответил Деметрий.
Симон улыбнулся. Какое-то время он дремал. Ему становилось лучше.
Это было время полное неопределенности, и чудеса совершались повсеместно, но редко приносили пользу. Никто не знал, во что верить, и многие люди верили всему, а некоторые не верили ничему. Это была страна, чьей историей была религия, и понимать историю этой страны становилось все труднее. Значение имело только прошлое и будущее, настоящее значения не имело. Для многих поколений настоящее было лишь преддверием будущего, которое никогда не наступало.
Вместо этого были войны. Людей убивали, переселяли, обращали в рабство. Храм оскверняли с пугающей регулярностью. В конце концов, когда войны прекратились и страна была подчинена огромной и безразличной империи, многие вздохнули с облегчением. Но всегда находилась горстка гордецов, которая не могла забыть обещания своего бога о всеобщей власти и брала в руки оружие от имени божества, которое по непонятным причинам отказывалось защищать даже самое себя. Восстания всегда подавлялись вооруженными силами империи. Страна была маленькой, но ей было трудно смириться с таким положением вещей. Между ее полной мистики историей и современной географией пролегал нелепый разрыв. Для нации менее серьезной этот факт мог бы послужить поводом к иронии.