Расчет был на то, что оппонент не видит его лица. Темно уже, да и небо в тучах.
А тот будто и не обиделся, мотнул головой и проговорил дружелюбно:
– Ага, доктор. Ветеринар. Птичек лечу, кошечек, собачек. Ты ведь их любишь?
Собачек. У Макса на лбу выступила испарина, сердце ухнуло где-то под ребрами, по коже прошел озноб, но не от мороза, а будто током шибануло. А мужик перестал улыбаться, сделал серьезную рожу и вдруг куда-то подевался.
Макс крутанулся на месте, увидел справа темную фигуру, ринулся к ней, пригнувшись, ударил вперед, рука ушла в пустоту. Мелькнуло слева, Макс успел развернуться, на чистом инстинкте ушел от броска, отскочил и снова никого не видел перед собой.
Прямо ниндзя, мать его!.. Макс пятился к забору и крутил головой по сторонам. Тень исчезла, но слышалось чье-то близкое дыхание.
– Собачек любишь, спрашиваю?
Макс ударил на голос, попал по касательной, а радости было столько, будто чемпиона-тяжеловеса в нокаут отправил. «Ниндзя» отскочил, шурша в траве. Теперь Макс отлично видел его, стоящего за березой.
– Ненавижу и собачек, и их хозяев-придурков. Желаю им всем подохнуть, – сказал Макс.
Тень метнулась к нему, он приготовился встретить ее как положено, в стойке, пригнулся, и тут она пропала.
«Что за?..» – Макс слишком поздно понял, что повелся на старый трюк: рывок за лодыжки, удар затылком о землю и душная темнота. Но сознание парень не потерял, чувствовал, как его в темпе переворачивают на живот и скручивают руки. Он даже врезал куда-то наугад ногой и попал. От удара по почкам перед глазами полыхнули зарницы. Парню стало холодно.
Потом послышались голоса и звук двигателя. Машина стояла недалеко. Раздался приглушенный звонок мобильника, потом чей-то короткий смешок. Макса подняли и потащили к машине. Только сейчас он сообразил, что руки скованы, поднял голову и увидел открытую заднюю дверцу полицейского «уазика».
– Что мне предъявляют? – успел спросить Макс, прежде чем оказался в вонючем обезьяннике.
– Дознаватель скажет.
Дверца грохнула, лязгнул замок, машина качнулась. Макс подобрался к зарешеченному окну. Тот, в черном, так и стоял у березы и говорил по мобильнику, потом, не глядя на отъезжающий «УАЗ» повернулся, неторопливо пошел к повороту и пропал за ним.
И завертелось, понеслось, как в дурном сне. Обыски на даче и в квартире, допросы близких, экспертизы.
Отец, бледный и решительный, держался молодцом и на первом свидании Макса не убил только потому, что физически не имел такой возможности.
– Баран! – проговорил он сквозь зубы. – Самый натуральный, как есть. На кой черт ты влез, тупица?