Надо было во что бы то ни стало отыскать и доставить сюда Седельникова и Залесова, и журналист решил ехать к дому карлика.
Он сделал несколько повелительных движений перед лицом испуганного рамиса и грозно топнул ногой.
Автомобиль быстро мчался по дороге, но, въехав в ту часть ее, где по сторонам начинались уже поля, Жуков услышал в разных местах долины громкий треск, напоминающий выстрелы. Со стороны озера раздавался тревожный вой рамисов, и целые толпы их бежали через поле, потрясая руками и тяжелыми железными палками.
Жуков понял, что треск был сигналом тревоги и что рамисы бежали кому-то на помощь.
Мгновенное решение созрело в голове журналиста.
Бой с чудовищами неизбежно должен был кончиться поражением людей в тот миг, когда был бы выпущен последний заряд.
Боя нужно было избежать, и Жукову казалось, что он нашел для этого способ.
Он направил автомобиль к озеру и, остановившись у входа в подземелье, внимательно осматривал местность.
Недалеко от отверстия шахты он увидел могучий пилястр, а из его вершины тянулись к своду толстые змеи проводов.
На это и надеялся журналист. Он быстро подбежал к колонне, увидел в ней дверцы, быстро открыл их и начал отвинчивать провода от металлической пластины, соединенной с подземными кабелями.
Когда он отвинтил последний провод, сзади раздался вой безумного ужаса. Жуков оглянулся, но ничего уже не мог увидеть. Кругом была непроницаемая, слепая темнота.
Он быстро вынул карманный фонарь и, отыскав рамиса, пустившегося было убегать, сел в автомобиль и направился к дому своего недавнего гостеприимного хозяина-карлика.
Остановившись у лестницы, он громко свистнул.
Илья Максимович и старый химик услыхали свист товарища и бросились на террасу.
— Скорее! Скорее! — крикнул им Жуков и направил на них свет фонаря.
Не теряя времени на расспросы, они быстро сбежали с лестницы и уселись в автомобиле. Жуков поместился на прежнем своем месте рядом с рамисом и был готов пустить ему пулю в голову при первой попытке бегства или неповиновения. Но бедное чудовище, напуганное его повелительными движениями, было покорно и гнало машину полным ходом.
Иногда из-под колес автомобиля неслись стоны и вой рамисов, в темноте не видящих мчащегося экипажа, а он прыгал по их телам и вздрагивал, качаясь на мягких рессорах, и мчался дальше, как жестокий, кровожадный призрак.
Когда автомобиль мчался вдоль реки, Жуков поднялся и, перегнувшись через сиденье, крикнул Илье Максимовичу:
— Она жива!
В темноте никто не видел, как побледнел и задрожал всем телом моряк и как он, сдавливая себе горло, старался не разрыдаться или не кричать громко и радостно, чтобы весь мир услышал о его счастье, об исполнении так долго и мучительно лелеянной мечты.