Она хватается за висок, потом одергивает на себе халат из пиренейской шерсти, который выглядит довольно странно в эту душную ночь, и ее хмурое лицо озаряется выражением восторженной преданности. В вестибюле горит одна тусклая лампочка. С простодушием ребенка она зажигает вторую, поярче, и принимается меня разглядывать.
— Так это вы? — говорит она. — Вы?!
Больше она ничего не в состоянии произнести.
— Вы сказали: мсье Ларсан?.. Я сейчас посмотрю регистрационную книгу.
Она внезапно делается расторопной и преисполняется сознанием высокой ответственности.
— Вы знаете, — говорит она, перелистывая страницы, — я видела на днях «Смерть на рассвете». По телевизору показывали. Ах, как вы там потрясающе умираете! Вы говорите: Лафон? Ах нет, Ларсан… Но Ларсана у нас нет, только Лафон… Тед Лафон…
— Тед?!
Мы вскрикиваем одновременно, Жюльен и я. Мой тесть выбрал для театрального псевдонима достаточно редкое имя.
— Мне необходимо сейчас же видеть мсье Лафона. В каком он номере?
— В двадцать седьмом, — отвечает она, разрываясь между беспредельной готовностью служить мне и предчувствием катастрофы. Потом добавляет, словно принося жертву на алтарь божества:
— На втором этаже.
В мгновение ока я оказываюсь на лестнице, Жюльен следует за мной. Стучу в двадцать седьмой номер. Дверь отворяется сразу, словно меня там давно ждали. Тед Лафон действительно оказался Тедом Ларсаном. Он очень изменился. Его некогда квадратное лицо напоминает теперь лицо фигурки из тира. Я думал застать его в постели или, во всяком случае, в пижаме, в халате. Мне делается жутко, оттого что он полностью одет — в ботинках, при галстуке — и аккуратно причесан, он, который вне театра ходит обычно в чем попало. При виде меня щеки его начинают дергаться и он плачет. Я беру Теда за плечи и встряхиваю, словно надеюсь таким способом вытрясти из него правду.
— Где Сесиль?
— В больнице.
— Что-то серьезное?
— Да, довольно серьезное.
— Что значит «довольно серьезное»?
— Ее жизнь вне опасности. Врачи, правда, твердо ничего не обещают…
Я ору во весь голос, продолжая трясти его:
— Что вы такое говорите? Если врачи ничего твердо не обещают, значит, жизнь ее под угрозой!
— Они говорят, что надежда есть.
И тут я отпускаю его. Меня заставляет смягчиться выражение его лица, на мгновение напомнившее мне Сесиль. Я тихо спрашиваю:
— Где ваша жена?
— Этого я не могу вам сказать.
— Тед! — ору я снова, ибо сходство с Сесиль исчезло. — Тед, почему вы живете здесь под чужим именем?
— Из-за жены. Она в тюрьме, сегодняшние газеты полны сообщений об этой истории.