И мадам Клед, которая долго работала корректором в отделе публикаций Центра, показывает рукой корректорский знак, что данный текст подлежит выкидыванию.
— Знаете, я ведь была знакома со многими знаменитостями.
Она говорит это так сдержанно, будто не имела особого права бывать у них, того и гляди, все решат, что она говорит неправду. А ведь на самом-то деле она еще и не договаривает. Александр Клед — лицо не совсем официальное, к тому же человек весьма обаятельный, ему не раз случалось принимать тех, кого можно увидеть на обложках иллюстрированных журналов.
— К сожалению, слетая у меня с губ, прославленное имя сразу утрачивает свое могущество, низводится до какого-нибудь Дюпона. Когда разговор не клеится, я пытаюсь оживить его, расцветить звездой первой величины, и он сразу угасает. С равным успехом я могла бы показать своим гостям письмо английской королевы со словами «Дорогая Антуанетта, жду Вас завтра к чаю в Букингемский дворец», или объявить, имея в руках все доказательства, что этим летом настанет конец света, меня не удостоят даже паузой — молчаливым выражением недоверия, нет, разговор будет продолжаться, жизнь будет продолжаться, будто меня и вовсе не было на свете.
— Но вы же видите, что я вас слушаю, Антуанетта, ну вот сейчас.
— Я знаю, о, я знаю (и это так мило с вашей стороны), но ведь это потому, что вы в курсе, внутри ситуации, как выразились бы наши девочки. И вам я ничего не рассказываю, а просто объясняю, какова моя теперешняя жизнь, мы с вами не выходим за рамки настоящего. А вот вечером я буду рассказывать Александру о сегодняшнем дне, во всяком случае, о своей встрече с мсье Мартино. Я знаю, долго мне говорить не придется. Прежде всего, чтобы понять этот эпизод, надо знать, как живет Натали Бертело, в каких условиях работает, знать все, чем мне так и не удалось заинтересовать своего мужа, он ведь никогда не слушал меня. Он знает только, что я работаю в Центре больше двадцати лет. Вот уже двадцать лет моя жизнь проходит здесь и оседает в моей памяти, а мне некому даже рассказывать о ней, день за днем. Это тем более мучительно, что с течением времени накопилось столько всего, что я и сама себе не в состоянии все это связно изложить. Я уже готова пожелать, чтобы со мной больше ничего не происходило, а просто я бы тихонько ждала пенсии. Подумайте только, за один день работающая женщина подмечает так много, что могла бы написать несколько глав романа.
— А кто мешает вам написать роман, Антуанетта?
Она опускает руки и вздыхает. Я вижу, что обидела ее.