Соответственно, на следующее утро я проснулась поздно, маленькие позолоченные часы в стиле барокко на каминной полочке в моей комнате показывали почти десять. Я торопливо оделась к выходу. Нужно было еще много чего сделать.
Мари и Анри еще не появились в салоне, поэтому я ограничилась быстрым завтраком на кухне и затем немедленно двинулась в путь. Я надела одно из простых одеяний, полученных от Эсперансы и к нему мягкие кожаные туфли, ходить в которых было гораздо проще, чем в шелковой обуви от Мари.
Я без проблем нашла дорогу, так как за это время я уже узнала достаточно маркированных точек во всех четырех сторонах света, по которым я могла ориентироваться. Серый, каменный монстр - Бастилия. Храм, возвышающийся над высокими башнями, считается парижским кварталом греха. Лувр, дворец Тюильри и, наконец, Сена и остров Сите с огромным кафедральным собором.
В это утро на улицах царила обыденная суета, весь мир был на ногах. Казалось, что город трещит по швам от всей этой шумной деятельности. Я нигде не останавливалась, хотя и временами замедляла шаги. Например, возле женщины, которая перед домом ощипывала трепыхающегося (еще живого!) гуся. Или возле мужчины, которому надели железную маску позора и приковали к позорному столбу.
Большинство улиц были грязными и полными мусора, но были также и красивые местечки – цветущая, живая изгородь из розовых кустов, заколдованный колодец с мраморными, оформленными в виде фигуры, сточными желобами, маленький сад в виде парка.
Я прошла через мост Нотр-Дам, в надежде встретить Эсперансу, но магазин масок был закрыт. Зато из парфюмерного магазина напротив ветром донесло масляный запах сирени. Бывший ухажер Сесиль Баптист стоял в магазине перед поднятой стойкой. Он заметил меня, когда я проходила мимо.
Сегодня на нем была бархатная жилетка канареечно-желтого цвета, которая совсем не гармонировала с его смущенным ярко-красным лицом. Я сделала вид, что не заметила его и быстро пошла дальше.
Ставни в комнате Сесиль на улице Перси были еще закрыты, но входная была открыта. Старая консьержка, сидящая, как и в прошлый раз на табуретке перед домом, не стала возражать, когда я вошла. Мне пришлось несколько раз постучать и назвать свое имя, прежде чем, наконец, не раздалось глухо звучащее «Войдите».
Внутри я сразу же споткнулась о лежащие вокруг предметы, но я смогла удержаться за боковую стойку кровати. Через щели между ставнями проникало едва ли достаточно света, чтобы различить подробности в битком набитой комнате. Моим глазам понадобилось несколько секунд, чтобы приспособиться к освещению.