– Коул! – в ужасе рявкнул я, и он молниеносно ко мне развернулся.
– Что, солнце? Ты не хочешь, чтобы я рассказывал о Томми Нельсоне? – Взглянув на отца, он подмигнул ему, и щеки у того слегка покраснели. – Вот уж не знал, что Джонни у нас ревнивец.
Было так странно услышать из его уст свое имя. Я не припоминал, чтобы он хоть раз называл меня по имени раньше, и не удивился, что он выбрал самую ненавистную мне его форму.
– Ему не нравится, когда его называют Джонни, – внезапно обрел дар речи отец, и Коул ему улыбнулся.
– Я в курсе, дорогой. Иначе зачем, по-твоему, я бы так делал? – Он подвинул отцу бокал и начал наливать вино. Оно было красным.
– Он не любит красное, – сказал я. – Может, откроем рислинг?
– Ох, милый. Ты же знаешь, рислинг не подходит к чоппино. – Он картинно содрогнулся. – Совсем-совсем. Мы бы могли пить темпранильо, но тебя одолевает такая задумчивость, когда я покупаю испанское красное. – Я слегка рассердился. Разве я виноват, что испанские вина напоминали о Заке? – Поэтому я взял барберу. Оно будет хорошо сочетаться с…
– Но…
– Джон, все нормально. – Отец попытался улыбнуться, но улыбка получилась похожей скорей на гримасу.
Коул ушел на кухню, а мы с отцом сели за стол и молчали до тех пор, пока он не вернулся с едой. Может, поначалу отец и смотрел на Коула, как на какое-то дополнительное развлечение, но как только он попробовал приготовленный им суп, я понял, что отец впечатлен.
– Ты сам это приготовил? – спросил он.
Коул взмахнул ресницами – пару раз, но все же взмахнул. Неужели он на самом деле флиртовал с ним?
– Впечатляет, не правда ли?
– Я еще не встречал мужчины, который умел бы готовить, – брякнул к моему вящему ужасу мой отец.
– Папа! – рявкнул я.
Отец оглянулся на меня – сначала непонимающе, а потом на щеках у него расползлась краснота. Он повернулся обратно к Коулу.
– Я не имел в виду…
– Милый, не извиняйся, – сказал Коул. – Слушай, если тебе так будет проще, в следующий раз я могу надеть платье. Хочешь?
– Коул! – сказал я, но он не обратил на меня внимания.
– Обычно я так не одеваюсь, Джордж, но, если отбросить ложную скромность, то у меня отпадные ноги.
Боже. Все шло еще хуже, чем я предполагал. Коул нечасто бывал в таком ударе, и чем дальше, тем больше во мне нарастало ощущение неловкости и дискомфорта. Для меня было очевидно, что отец испытывает сильное искушение посмеяться над ним, и я боялся, что в какой-то момент он не сдержится, тогда как мне бы хотелось, чтобы отец воспринимал Коула всерьез. Я хотел, чтобы они уважали друг друга.
– Хватит! – рявкнул я, и они оба на меня оглянулись. Отец – с нервозным и виноватым видом, а Коул – с озадаченным и слегка раздраженным. – Давайте просто поедим, а? – попросил их я, хоть и знал, что моя просьба прозвучит по-детски.