— Давид? Это Слава! Ты где сейчас?.. В общем, бросай все это и немедленно приезжай… Что? Я же сказал: немедленно! Похоже, у Вити подпалена шерсть.
Бросив телефон на стол, он посмотрел на тихо сидевшего в углу советника и буркнул:
— Распорядись, чтобы прибрали.
— Уже нет никого, — напомнил Алексей Петрович. — Только мы и охрана.
— Тогда сам вытащи и подмети, — приказал шеф, — нечего им тут…
Молибога едва успел вынести из кабинета обломки кресла и неумело замести веником осколки графина — мокрое пятно так и осталось потеком на стене и полу, — как приехал Агамов.
Это был неопределенного возраста худощавый человек с приплюснутым носом бывшего боксера и тонкогубым ртом. Тщательно зачесанные назад темные слегка вьющиеся волосы скрывали уже наметившуюся на его затылке лысинку. Алексею Петровичу всегда было интересно, кто этот господин с восточной фамилией, еврейско-грузинским именем и русским отчеством? Но сейчас, в данной обстановке его больше интересовало, что решат делать и как ответят на предложение Снегирева, чем подноготная Агамова. С ней успеется, конечно, если будем живы-здоровы.
Вячеслав Михайлович без лишних слов усадил Давида в кресло перед телевизором и продемонстрировал ему запись развлечений Гудилина. Давид Георгиевич смотрел молча, только иронично щурил темные, слегка навыкате глаза.
— Ловко они его, — когда закончилась пленка, отметил он.
— Ловко? — резко обернулся к нему Чума. — А теперь требуют отдать деньги и вступить в переговоры. Я с ними буду говорить на своем языке!
Он пристукнул тяжелым кулаком по столешнице, и Агамов недовольно поморщился:
— Уймись! Ты с ними говорить не будешь.
— Да?!
— Да, — твердо ответил Давид. — Никаких мер не предпринимать, пока мы завтра не увидимся с нашим другом. Я покажу ему эту скабрезную ленту, и потом решим, что делать дальше. У него может быть свое видение этого вопроса.
— Черт с вами, — Вячеслав Михайлович рухнул в кресло. — Когда едем?
— Утром, — Давид поднялся, взял кассету и направился к выходу. — Молибога отправится со мной, а ты поедешь на своей машине за нами.
— Боишься, что со мной тебя взорвут? — заржал Чума. — Не волнуйся, Снегирев этим не занимается.
— А я и не волнуюсь, — спокойно ответил Агамов. — Просто мне так кажется удобнее…
Рано утром Меркулова разбудил телефонный звонок Снегирева. Вежливо извинившись, что беспокоит в столь неподходящее время, Сан Саныч неожиданно спросил:
— Вы помните разговор насчет трех машин?
— Каких машин? — спросонок не сразу понял Петр.
— Ну, когда вы с Леонидом возили по столу сигаретные коробки. Припоминаете?