И все-таки в 1991 году видеть в Ельцине погубителя страны могли очень немногие. Моя мама, не стремившаяся вникать в политику, каким-то женским чутьем замечала опасность, и повторяла: «мне он не нравится, не нравится – и всё!» Было что-то в Ельцине от беса. Когда в 1996 году бабушка моей жены решила пойти на выборы и проголосовать за Ельцина, с ней увязался мой малолетний тогда сын. И на скользком полу избирательного участка так упал, что навсегда оставил на подбородке шрам – память о приобщении к сатанинской процедуре. Теперь-то известно, что в 1996 году выборы были сфальсифицированы. Ельцин не мог нарастить свою популярность от 5 % до уровня, чтобы быть вновь избранным президентом. Пропагандистская машина сделала фальшивые итоги выборов правдоподобными – несколько месяцев обработки сознания граждан не побудили их поддерживать Ельцина, но составили у них представление, что остальные-то точно поддерживают.
Лозунги, которые были вложены в голову Ельцина его ближайшими советниками, оказались просты и понятны всем. Они опирались на интуитивное противостояние режиму, ставили ему упрек, прежде всего, в нравственной несостоятельности, расхождении идеологических установок и направленности практических действий. Перестройка дала возможность Ельцину бросать жесткие обвинения в адрес пережившей свою дееспособность части коммунистической номенклатуры. Перестройка дала возможность гражданам услышать эти слова, которые в другой ситуации в лучшем случае стали бы достоянием антисоветской литературы, а в худшей – обернулись бы пафосом в тюремной камере или палате психбольницы.
Слова Ельцина были понятны, потому что уже добрый десяток лет они произносились в частных беседах и осторожно проникали на страницы газет. Слова Ельцина были просты, потому что он сам был прост на вид – такой бескорыстный правдоискатель, который без выкрутасов говорит то, что думает. На самом деле, у него за душой не было ничего. Поэтому простота его была, согласно пословице, «хуже воровства». Бесхребетную личность легко вылепить, сделать куклой, в которой толпа видит отражение своих собственных чаяний.
Спустя годы, можно с определенностью сказать, что внутренняя сила слов, произносимых Ельциным, не превышала силы слов кухонной беседы столичных интеллигентов, недовольных своим местом в жизни. Поэтому сила власти, данной Ельцину, оказалась не соответствующей силе его собственных нравственных устоев, силе его ума и организаторских способностей. Это теперь тоже ясно почти всем.
И все-таки очень трудно дается понимание того, что слова Ельцина из правды превратились в ложь, что его деятельность поставила равенство между понятием «Правда» и понятием «Ложь». «Правда» Ельцина была в свое время превращена в легенду о народном заступнике, появившемся вдруг из среды чиновников. Ложь Ельцина тоже стала народной легендой. При избрании Ельцина Председателем ВС РСФСР он обещал перейти к рыночной экономике, не снижая жизненного уровня народа, без повышения цен. И еще сказал свою крылатую фразу про то, что готов в случае повышения цен лечь на рельсы. В конечном итоге на рельсы Борис Николаевич предпочел уложить всю Россию.