– Я помню, – торопливо перебила его Мила, снедаемая, помимо стыда, неопознанным томительным чувством.
– Дело в том, что…
Константин не успел договорить – телефон, прицепленный к его поясу, принялся подавать громкие сигналы. Он раздраженно чертыхнулся и, извинившись, приложил трубку к уху. На связи был Борис.
– Дедушку украли! – тонким, не своим голосом сообщил он и издал восклицание, похожее на всхлип.
– Что?! – зловещим шепотом переспросил Константин. – Украли человека, находящегося в коме? Из хорошо охраняемой клиники?
– Это не обычное похищение, – зачастил Борис, – врачи эвакуировали его в Швейцарию. В тамошнюю клинику. Кто-то оплатил не только дорогу, но и лечение. Это он, нынешний хозяин «невидимки». Тот, кто купил наркотик. Наверное, дедушкина жизнь для него очень дорога.
– Но как позволила бабушка?!
– Бабушка улетела вместе с дедом. Она думала, что это наша инициатива – отправить старика за границу.
– Она думала! А почему не связалась с нами, прежде чем давать согласие?
– Все произошло слишком стремительно. Я только что разговаривал с ней по телефону…
– Ты сможешь отследить, кто произвел выплаты?
– Смогу, наверное, но ни секунды не сомневаюсь, что ниточка не приведет ни к кому конкретному. Дело, судя по всему, крупнее, чем мы думали вначале.
– Мне нужно бежать, – с сожалением глядя на Милу, заявил Константин, закончив переговоры.
– Вы не выпили чай, – застенчиво сказала та. Покраснела и добавила: – И не договорили.
– Обещаю, – поклялся Константин, – что при первой же возможности мы продолжим наш разговор.
– А Гуркин?
– Гуркина я беру под личный контроль. Кстати, забыл спросить: Листопадов отвечает вашим требованиям?
– Да, конечно, – пробормотала Мила и неожидан– но вспомнила: – Я забыла отдать ему фляжку из-под коньяка.
Константин рассердился.
– Он что, спаивает вас?
– Да что вы, что вы! Просто я замерзла, сделала глоточек…
– Мне хочется, чтобы ваша жизнь как можно скорее вошла в привычную колею, тогда и моя жизнь, скажем так, облегчится. И мы с вами сможем, не оглядываясь на обстоятельства, пить вместе чай сколько вздумается.
После этой высокопарной речи Константин выскочил на лестничную площадку словно ошпаренный. «Боже мой, я стал изъясняться, как интеллигент из плохой пьесы. Надо прекратить думать об этой женщине днем и ночью. Ни к чему хорошему это все равно не приведет, виновна она в чем-нибудь или не виновна».