— Что ты сказал? — снова перебила его Констанс — и не узнала собственного голоса. — Повтори мне то, что ты сказал.
— Я сказал, что не придал этому значения. Волноваться я начал уже ночью…
— Я не о том. Что ты сказал насчет моих вещей… Кто собирал мои вещи?
— Она. Мне было некогда…
Эмори говорил что-то еще, но Констанс больше не слушала его. Она метнулась в спальню и подбежала к книжной полке. Она помнила, что в день своего отъезда просила мужа захватить из дома кое-какие из ее книг, поскольку намеревалась пробыть у родителей достаточно долго. Однако, распаковав на родительской ферме чемодан, собранный, как она считала, ее мужем, она обнаружила, что книг там нет. Разумеется, тогда она не придала этому значения, решив, что Эмори просто забыл о книгах в спешке… Тогда — но не теперь. Зачем, зачем ей только понадобились эти чертовы книги?..
Эмори стоял в дверях спальни, недоуменно наблюдая, как жена поспешно выкладывает книги с полки, бросая их куда попало — на рояль, на кровать, на пол… Когда она, выложив все книги, погрузилась в созерцание пустой полки, он подошел к ней.
— Что ты ищешь, дорогая? У тебя что-нибудь пропало?
Он положил руку на ее плечо. Констанс резко повела плечами, сбрасывая руку мужа так, словно это было какое-то ядовитое насекомое.
— У меня пропала дочь, вот что у меня пропало! — закричала она, и ее голос сорвался на истеричной ноте. — А все из-за тебя! Зачем ты просил ее собирать мои вещи?
— Я не понимаю, Констанс, какое может иметь значение, кто собирал твои вещи, — пробормотал Эмори, обескураженный внезапным гневом жены, причины которого он просто не мог постичь. — Не говори мне, что ты не доверяешь нашей дочери. А если она взяла почитать какую-нибудь из твоих книг, то что из этого?..
Гнев Констанс испарился так же внезапно, как и возник. Она вся словно обмякла.
— Нет, нет, конечно же, ты ни в чем не виноват, — прошептала она, отходя от книжной полки. — Ты ведь не мог знать… Это я во всем виновата. Только я одна.
Повернувшись к мужу спиной, она оперлась обеими руками о крышку рояля и опустила голову. Теперь, когда она обнаружила пропажу дневника, все стало для нее предельно ясно. Догадка, промелькнувшая в ее мозгу в ту минуту, когда муж сказал ей, что ее вещи собирала дочь, переросла в уверенность. Теперь она знала, почему Вероника убежала в тот день из дома и почему скрывалась все это время. А главное, почему она не вернулась к Габриэле. И она прекрасно понимала дочь. Она сама, окажись на месте дочери, поступила бы так же, а может, натворила бы и чего похуже… Бедная девочка! Бедная, бедная Вероника! Что она пережила, прочитав ее дневник! И как это должно было ее потрясти, если она предпочла исчезнуть, не объяснив ничего даже Габриэле! При ее эгоцентризме каким ударом было для нее узнать, что человек, которого она любит, был возлюбленным ее матери…