— Она уедет отсюда со мной, доктор, и не позднее, чем сегодня, — перебил его Габриэле. — Если мы поторопимся, то вылетим из Рима еще засветло…
Он потянулся к телефону на краю стола и снял трубку. Приступ гнева прошел, и теперь он был очень спокоен. Неестественно спокоен.
— Куда вы собираетесь звонить? — осведомился профессор.
— Моему пилоту, — коротко ответил он, набирая номер.
— Я бы на вашем месте сначала спросил у мисс Грин, согласна ли она… — начал было профессор, но в эту самую минуту двери кабинета распахнулись, и на пороге возникла Вероника собственной персоной.
На ней была клубнично-алая шелковая пижама. Длинные шоколадно-каштановые волосы свободно струились вдоль ее лица, изменившегося до неузнаваемости за время болезни. Нет, она вовсе не подурнела — может, даже похорошела. Только это была уже не прежняя Вероника. На ее некогда переменчивом, вызывающе красивом лице застыло наивное и бесхитростное выражение, свойственное лишь детям и очень простым, недалеким людям, а ее темно-синие глаза, которые раньше умели быть такими соблазнительными и таинственными, смотрели на окружающих неискушенным взглядом маленькой девочки, только что начавшей познавать мир. Скользнув по лицам присутствующих, ее взгляд остановился на нем. В ее глазах не было узнавания — только симпатия. Они будто хотели сказать: «Я тебя не знаю, но все равно ты мне нравишься».
Габриэле замер с телефонной трубкой в руках, гадая, слышала ли она его разговор с врачами. Он говорил на повышенных тонах, и если она все это время находилась поблизости, то должна была слышать каждое его слово. Но нет, она, конечно же, спустилась только сейчас. Наверное, вышла побродить по коридорам клиники, как это нередко делала, а услышав весь этот шум в кабинете профессора, решила узнать, что здесь происходит. Она даже не понимала, что речь идет о ней, иначе ее взгляд не был бы таким безмятежным.
Он выпустил из рук телефонную трубку и шагнул ей навстречу… Странная вещь: за эти три недели он уже должен был бы привыкнуть к переменам, произошедшим в ее облике, однако всякий раз, отправляясь в клинику, он ожидал увидеть там прежнюю Веронику, соблазнительную и женственную, осознающую всю силу своей красоты, а не это загадочное существо. И всякий раз, входя в ее палату и не находя там прежней Вероники, он испытывал жгучую боль и чувство невосполнимой утраты…
Она остановилась перед ним и подняла к нему лицо, словно чего-то выжидая. Он не знал — чего, а потому просто обнял ее за плечи и крепко прижал к себе. Она прильнула к нему всем телом и спрятала лицо на его груди, как маленькая девочка, просящая защиты у взрослого сильного мужчины. Только ему не от кого было ее защищать. Разве что от нее самой.