— Ты хочешь уйти отсюда? Тогда мы уйдем.
Они поднялись. Вероника все еще цеплялась за его руку — казалось, боялась его отпускать…
— Ты ведь не обидишься, правда? — Она виновато взглянула на него. — Мне очень нравится это место, но мне вдруг очень захотелось домой. Мы можем прийти сюда в другой раз.
— Почему же я должен обижаться, Вероника? — улыбнулся он. — Я сам чувствую себя намного уютнее дома, чем на людях… А вообще это было глупой затеей — инсценировать твое прошлое. Я предпочитаю жить в настоящем времени — и ты, думаю, тоже.
— Я тоже, — тихо сказала она. — Если… если ты будешь со мной.
— С кем же мне еще быть, если не с тобой? — Он обошел стол и, подойдя к ней, обнял ее и крепко прижал к себе. — Пойдем, Вероника. Наш дом соскучился по нас, а мы — по дому.
Подозвав Джимми, смирно сидящего на подстилке в углу, он направился к выходу, не отпуская от себя Веронику. Он знал, что взгляды всех присутствующих устремлены сейчас на них — чувствовал это кожей, хоть и смотрел прямо перед собой. Человеческий взгляд тоже осязаем, и у Габриэле было сейчас такое ощущение, что кто-то из людей в этом зале пристально и внимательно смотрит на него.
Впрочем, внимательные взгляды не было для него в новинку, он давно привык к ним. В конце концов, он человек известный, уважаемый и так далее. Одним словом — король. Вполне естественно, что при его популярности люди проявляли повышенное внимание к его персоне.
Одевшись, они вышли на улицу и сели в машину. Он уже включил зажигание и собирался тронуться с места, когда Вероника, придвинувшись к нему на сиденье, положила руки поверх его рук, лежащих на руле.
— Я должна сказать тебе что-то очень важное, Габриэле…
Он повернулся к ней — и буквально оцепенел от удивления. Ее взгляд, устремленный на него, был осмысленным. Осмысленным. Это больше не был взгляд заблудившегося ребенка — это был взгляд взрослого человека, прекрасно осознающего свое место в этом мире. В последний раз она смотрела на него таким взглядом очень давно — еще в те времена, когда их счастье было безоблачным и ни он, ни она даже не предполагали, что в их жизнь внезапно вторгнется прошлое и помешает им быть счастливыми в настоящем.
— Что ты хочешь мне сказать, Вероника? — спросил он, заглядывая в ее красивое переменчивое лицо.
Это было лицо прежней Вероники — торжествующе красивое и удивительно живое. Оно словно ожило, наполнилось смыслом…
— Я хотела сказать тебе, что я… — Ее взгляд скользнул по его лицу, обрисовывая каждую черту — так она смотрела на него когда-то раньше. — Я теперь точно знаю, что я не Констанс Эммонс. Не только потому, что так говоришь ты. Я поняла это сама. Только, пожалуйста, не спрашивай, как я это поняла, ладно?