Так им это известно? Интересно, когда они об этом пронюхали? Он пожал плечами.
— Вы, кажется, очень хорошо осведомлены. Можно спросить, с какой стати мои личные дела выставляются на всеобщее обозрение?
— О них никто не узнает, если не будет подтверждено, что они имеют отношение к смерти Джорджа Бартона.
— Понятно. Вы предполагаете, что я сперва обесчестил его жену, а потом убил и его?
— Послушайте, мистер Фаррадей, буду с вами откровенен. Вы и миссис Бартон были очень близкими друзьями, вы расстались по вашему, но не ее желанию. Она угрожала, как видно из письма, различными неприятностями. И умерла весьма своевременно.
— Она покончила с собой. Замечу, вероятно, в какой-то мере я виноват. Я могу терзаться угрызениями совести, но преступления я не совершал.
— Возможно, это было самоубийство, возможно, и нет. Джордж Бартон думал, что нет. Он начал расследование — и он умер. Последовательность событий довольно красноречива.
— Не понимаю, почему вы стараетесь очернить меня.
— Вы согласны, что смерть миссис Бартон произошла в очень подходящий для вас момент? Скандал, мистер Фаррадей, положил бы конец вашей карьере.
— Не было бы никакого скандала. Миссис Бартон была достаточно для этого разумна.
— Интересно! Вашей жене известна эта история, мистер Фаррадей?
— Разумеется, нет.
— Вы совершенно в этом уверены?
— Да. Моя жена не представляла, что между мной и миссис Бартон может быть нечто иное, чем дружеские отношения. Надеюсь, она никогда в этом не разуверится.
— Ваша жена ревнивая женщина, мистер Фаррадей?
— Нисколько. Она никогда не выказывала по отношению ко мне никакой ревности. Она слишком умна.
Инспектор ничего не сказал по этому поводу. Вместо этого он спросил:
— В прошлом году вам приходилось иметь дело с цианидом, мистер Фаррадей?
— Нет.
— Но разве у вас на даче нет запаса цианида?
— Спросите садовника. Я об этом ничего не знаю.
— А вы сами никогда не покупали его в магазине реактивов или для фотографии?
— Понятия не имею о фотографии. Повторяю, что я никогда не покупал цианид.
Кемп попытался еще кое-что из него выжать, прежде чем разрешил ему уйти.
Потом задумчиво обратился к своему помощнику:
— Он что-то слишком поспешно начал отрицать, что жене известно об его любовных похождениях. Почему бы это, интересно?
— Смею сказать, трусит, что до нее это дойдет, сэр.
— Возможно, но я-то думаю, у него хватило бы ума понять, если его жена находилась в неведении и он опасался разоблачения, то, значит, у него имелось еще одно основание желать, чтобы Розмари умолкла. Для спасения собственной шкуры ему следовало бы выдвинуть версию, что жена более или менее знала об его проделках, но смотрела на них сквозь пальцы.