— С Люциллой! — возмутилась Ирис. Джорджу стало не по себе.
— А что? Я имел в виду, не тяжело ли Люцилле проводить с тобой время? Ездить по гостям — и все такое прочее?
— Да, действительно, она трудится, как бобер.
— Словом, если что не так, ты, крошка, об этом скажи. Присмотрим кого-нибудь еще. Помоложе и получше. Я не хочу, чтобы ты скучала.
— Я не скучаю, Джордж. Совсем не скучаю. Джордж пробубнил:
— Значит, договорились. Я не охотник до увеселений — и никогда им не был. А ты себе ни в чем не отказывай. Скупиться не надо.
Вот такой он всегда — добрый, неловкий, неумелый.
Правда, его обещанию или угрозе «поговорить» с миссис Дрейк насчет Антони Брауна не суждено было осуществиться; благосклонная судьба распорядилась иначе, и тетушке Люцилле стало не до того.
Пришла телеграмма от ее сына. Этот лоботряс, надоедливый, как бельмо на глазу, умел поиграть на струнах чувствительной материнской души, извлекая из этого дела неплохой гонорар.
«Можешь ли выслать двести фунтов? Положение отчаянное. Жизнь или смерть. Виктор».
Люцилла заплакала.
— Виктор — благороднейшая душа. Он знает, как тяжело его матери, и никогда не стал бы ко мне обращаться, значит, положение у него безвыходное. Не иначе. Я живу в постоянном страхе, что он застрелится.
— Не застрелится, — равнодушно проговорил Джордж.
— Вы его не знаете. Я мать и лучше знаю своего сына. Не прощу себе, если не выполню его просьбу. У меня найдутся для этого деньги.
Джордж вздохнул.
— Послушайте, Люцилла. Я пошлю телеграмму одному из моих корреспондентов, и мы тотчас же выясним, что за беда с ним приключилась. Вот вам мой совет: пусть узнает, почем фунт лиха. Ведь вы только губите его.
— Вы бессердечны, Джордж. Бедному мальчику никогда не везло…
Джордж воздержался от пререканий. Какой прок спорить с женщиной. Он лишь заметил:
— Я немедленно поручу это дело Руфи. Через день мы получим ответ.
Люцилла немного успокоилась. Двести фунтов, в конце концов, урезали до пятидесяти, а чтобы и эту сумму сократить, Люцилла и слушать не хотела.
Ирис знала, Джордж расплатился собственными деньгами, он только притворился, что продал акции Люциллы. Его щедрость восхитила ее, и она не стала этого скрывать.
Он ответил без обиняков:
— Я так на это дело смотрю: в стаде всегда есть поганая овца. А значит, кто-то должен нести это бремя. Не мне, так кому-нибудь еще придется отстегивать деньги Виктору, пока бог не приберет его.
— Но ты-то при чем? Он же не твой родственник.
— Родственники Розмари — мои родственники.
— Джордж, ты прелесть. Но не мне ли нести эту обузу? Ведь ты же называешь меня денежным мешком.