— Знаешь, что больше всего меня поражает в Фаррадеях? Именно то, что они Фаррадеи. Я их всегда так и воспринимаю — не как Стефана с Сандрой, двух людей, объединенных государственными и церковными установлениями, но как определенную двуединую общность — Фаррадеи. И это более интересно, чем ты можешь себе представить. Два человека с общей целью, общим жизненным укладом, одинаковыми надеждами, страхами, верованиями. И при этом полная несхожесть характеров. Стефан Фаррадеи, должен сказать, человек широкого кругозора, исключительно чуткий к окружающему мнению, ужасно неуверенный в себе и недостаточно смелый. Сандра, напротив, отличается средневековой узостью воззрений, фанатичной преданностью и храбростью, граничащей с безрассудством.
— Он всегда казался мне, — сказала Ирис, — довольно напыщенным и глупым.
— Он совсем не глуп. Обыкновенный несчастный карьерист.
— Несчастный?
— Большинство карьеристов несчастны. Поэтому-то они и добиваются успеха — они стараются сами себе что-то доказать и ради этого из кожи лезут вон, добиваясь признания окружающих.
— Какие у тебя странные идеи, Антони.
— Ты найдешь их совершенно справедливыми, если только в них вдумаешься. Счастливые люди — обычно неудачники, потому что они настолько довольны собой, что ни черта не добиваются. Как я. Впрочем, и они не откажутся от лакомого кусочка — опять-таки, как я.
— Ты очень о себе высокого мнения.
— Просто я дорожу моими мыслями, в то время как ты ими пренебрегаешь.
Ирис засмеялась. Настроение ее улучшилось. Исчезли тупая апатия и страх. Она посмотрела на часы.
— Пойдем к нам на чай, порадуй моих домочадцев своим милым обществом.
Антони покачал головой.
— Не сегодня. Мне пора возвращаться. Ирис резко повернулась к нему.
— Почему ты никогда не заходишь к нам? Видимо, есть какая-то причина.
Антони пожал плечами.
— Я не нравлюсь твоему шурину — он это ясно дал почувствовать.
— О, не обращай на Джорджа внимания. Зато тетушка Люцилла и я тебя приглашаем… она милая старушка… тебе понравится.
— Не сомневаюсь — и тем не менее…
— Ты приходил к нам при Розмари.
— Это, — сказал Антони, — совсем другое дело. Ирис почувствовала, будто какая-то холодная рука чуть сжала ей сердце. Она сказала:
— Почему ты оказался здесь сегодня? У тебя тут дела?
— Очень важные — это ты. Я пришел сюда, чтобы задать тебе один вопрос, Ирис.
Холодная рука исчезла. Ее сменил волнующий трепет, знакомый всем женщинам со дня сотворения мира. На лице Ирис появилось то же самое выражение наигранного недоумения, с которым ее прабабушка в свое время восклицала: «О, мистер такой-то, это так неожиданно!»