Вот так-то лучше. Она не позволит себе, не позволит ему, не позволит, чтобы мама подумала, не позволит, чтобы бабушка расстроилась…
А Эдик Акулевич, кстати, еще постоянно втирает в лысину луковый сок, смешанный с соком редьки и постным маслом. Это его Маринина бабушка научила – для роста волос.
…Ну и что? Ну и что?!
Что самое главное в мужчине? Самое главное в мужчине – это ум. Только почему-то ее все тянет заглянуть за ворот чудовищной фиолетовой распашонки, потрогать твердую кожу – есть на ней волосы или нет?! – вытащить странный медальон из двух железок и рассмотреть его получше. И еще пальцами – вот самыми подушечками, легко-легко! – провести по монументальной шее, снизу вверх, до заросшей твердой скулы, от которой чуть слышно и свежо пахнет, и щека кажется влажной и волнующей.
Сбоку Марина посмотрела на Тучкова Четвертого. Только вчера она была уверена, что он кретин. Вид у него был задумчивый.
Как только она увидела этот задумчивый вид, «приключение» моментально вернулось. Конечно, ну конечно же! Она ведет «расследование»!
– Ну Павлик-то точно за нами следил, – выпалила Марина. – Совершенно точно! Это значит, что он знает, что мы знаем, что он не знает, кто убил его напарника, и хочет, чтобы мы выяснили, и тогда он убьет того, кто убил.
– Для профессора математики, – заметил Федор кротко, – ты выражаешься на редкость ясно.
– Но ты же все понял, да? Понял же?
– Я понял, что в газету у него завернут отрезок трубы, – сказал Федор. – Старой и ржавой. Зачем?
Марина ахнула. Она не заметила никакого отрезка трубы. Она заметила газету – «Коммерсантъ», а отрезка не заметила.
– Ночью ехал, что ли? Боялся бандитов?
– Да он сам бандит!
– Мы этого не знаем.
– Вы, может быть, и не знаете, а я точно уверена!
Федор Тучков почесал за ухом.
– Видишь ли, точно ни в чем нельзя быть уверенным. Можно только предполагать, с той или иной степенью вероятности.
Ну вот, опять! Опять понесло от него скукой, гладкостью и гавайской пестроцветной рубахой!
Если кто и найдет убийцу несчастного Георгия Чуева из номера триста двадцать пять, то это будет она сама, Марина, и никто ей в этом не поможет, зря она так уж растаяла на его утреннем теннисном бенефисе, а потом еще в бассейне, когда он поцеловал ее, а потом еще в коридоре, когда он…
Впереди и справа лежала река, – «О, Волга, пышна, величава, прости, но прежде удостой…» – блестела между деревьями ясным июльским блеском. Марина ходила купаться под вечер, когда на санаторном пляже было мало людей, – в следующий раз поедет на заимку, там совсем никаких людей не будет, прав Федор Тучков! – но навещала реку по нескольку раз в день.