Друзья Высоцкого: проверка на преданность (Сушко) - страница 153

Потом, когда Гафту делали сложнейшую операцию: в позвоночник вводили иглу и откачивали спинной мозг, в операционную кто-то вошел и сказал: «Умер Даль». «Тут, — говорил Валентин Иосифович, — как сквозь туман я понял, что должен что-то предпринять, иначе тоже умру. С этой иглой в спине я встал, подошел к окну и очень осторожно начал вдыхать морозный воздух. Мне казалось, еще минута, и у меня разорвется сердце. Ни одну смерть я так тяжело не переживал».

В январе 1981 года в Монино, на даче у Шкловского, Олег Даль написал:


В. Высоцкому, брату

Сейчас я вспоминаю…
Мы прощались… Навсегда…
Сейчас я понял… Понимаю…
Разорванность следа…
Начало мая…
Спотыкаюсь…
Слова, слова, слова.
Сорока бьет хвостом.
Снег опадает, обнажая
Нагую холодность ветвей.
И вот последняя глава
Пахнула розовым кустом,
Тоску и лживость обещая,
И умерла в груди моей.
Покой-покой…
И одиночество, и злоба.
И плачу я во сне и просыпаюсь…
Обида — серебристый месяц.
Клейменность — горя проба.
И снова каюсь. Каюсь. Каюсь,
Держа в руках разорванное сердце…

Они — Высоцкий и Даль — встречались не столь уж часто. Но связь духовная между ними всегда оставалась крепчайшей. Они понимали и чувствовали друг друга. Кто-то потом заметил, что даже в движении к смерти у обоих была какая-то дьявольская синхронность.

Во время последней встречи — в мае 1980 года — Высоцкий уже знал, что больше они никогда не увидятся, и сказал об этом предчувствии Олегу. Тот не поверил, но запомнил слова Владимира: «Если меня не будет здесь, то я буду в каком-нибудь другом месте. Не знаю, правда, в каком». Олег обнял Володю, стал гладить его по голове, успокаивать самыми добрыми и глупыми словами. И знал, что Володя был прав.

А чуть позже Даль напишет белые стихи о своем черном:

Там за окном я видел купол и крест,
Две нити перекрестия — под ним лежал поэт,
А по пригорку разбегались липки,
Похожие на маленьких девчонок,
Отрезавших косу, и потому
Напуганных своей незащищенной новизной.
Хромой милиционер нес на плече гитару.
За ним бежала, улыбаясь,
Лохматая и грязная дворняжка.
Я был один. Я думал, мне казалось.
И мысль моя была как малая и чистая
песчинка.
Она не отнимала много сил,
И ветер чувств по собственному
Произволу ее то наземь опускал,
То в небо возносил. Соединял
С другой песчинкой, с третьей, миллионной.
И создавал бархан из ощущений.
И разрушал, и вновь выстраивал.
И так до бесконечности.
О, ветры переменные, капризные,
Строители и разрушители безумные!
Кто вас посеял, кто пожнет вас?
Лежи, поэт, — ты умер, я устал.
Я видеть сны хочу.
Ведь сны излечивают душу.

После смерти Олега Лиза обнаружила в его дневнике слова: «Все, что происходит со мной в жизни, имеет вид непрерывной цепи. Событие — о б р ы в этой цепи. Стало быть, если цепь, то звенья… Главное — досконально изучить каждое звенышко!».