Вот и кончился день, еще день прошел, еще днем ближе к могиле — ты как-то слышал, так сказал один человек. Это был просто дорожный рабочий, он сказал это своему товарищу, под вечер они кончили работать на шоссе, укладывали инструменты в ящик, и Генри услыхал эти слова и запомнил обоих — того, кто говорил, и второго, который выслушал и отозвался — верно. Непременно все вспоминаешь, непонятно почему, но, уж конечно, в постели, когда ты Быстроногий Олень, вспоминаешь только на секунду — и ни капельки не огорчаешься. Остаешься Быстроногим Оленем, остаешься надолго, так что услыхал бы, как идут спать отец с матерью, но не слышишь, потому что уже не разобрать, спишь ли, нет ли.
Погожие дни стояли в ту зиму неделями кряду, ночью и утром холодина — дух захватывает, а среди дня в безоблачном небе солнце так и пылает. И однажды после такого дня поздно вечером с заднего крыльца постучали. Услыхал один Генри, отец с матерью собрались спать рано, они только что вышли, а Генри позволили остаться и читать, пока не догорит огонь в камине, только чтоб дров не подкладывал, да поосторожнее, не выпал бы горящий уголь на ковер, да не забыл бы потом погасить свет. Ну, может, он и подбросит полешко, там посмотрим, как бы отец утром не заметил… а пока ему тепло, он читает книжку, и вдруг постучали. Так поздно с заднего крыльца никогда еще никто не стучал, а ты здесь один и немножко пугаешься. Но ты уже большой, тебе вечно про это твердят, а большие мальчики не плаксы и никогда не лгут и вообще не ведут себя как маленькие. И вот Генри, уже большой, пошел в кухню, зажег свет и открыл дверь. И сразу же оказалось, никакой он не большой, потому что на веранде стоял бродяга, правда, не такой, как все, обыкновенно бродяги старые, а этот с виду почти мальчишка. Он сказал, у него нет ни гроша, нельзя ли ему где-нибудь тут переночевать, и Генри сказал — надо спросить отца.
Он оставил того человека за дверью, прошел по коридору и из-за двери спальни сказал — папа, там какой-то человек. Отец переспросил — что? А мама сказала — войди. Он вошел в спальню, отец в пижаме стоял на коленях и молился, а мама сидела в кровати и заплетала косы. Ну, и отец, все так же стоя на коленях и глядя поверх сложенных ладоней, сказал — нельзя этому человеку у них оставаться. Передай ему, пусть сейчас же уходит, сказал он. И Генри спросил — а где же ему ночевать, папа? Если больше негде, пускай пойдет в полицию, сказал отец. Беги и скажи ему, прибавила мама.
Значит, Генри пошел и сказал бродяге, а тот стоит и говорит — уж очень холодно, а потом говорит, он бы хоть чего-нибудь поел. Значит, Генри опять пошел по коридору, мама уже лежала в постели, а отец все еще молился. Мама сказала впустить того человека в кухню и объяснила Генри, что достать из холодильника и дать ему поесть, а потом сказала отцу — денег давать не годится, бродяга их все равно пропьет. И отец поглядел на Генри поверх сложенных ладоней и сказал — если через двадцать минут от него не избавишься, приходи и скажи мне. И мама заговорила, что надо бы запереть дверь, но как же Арнольд? Значит, когда Генри избавится от бродяги, пускай оставит Арнольду записку, чтоб, когда вернется домой, непременно запер дверь.