— Действительно слава богу. Ты бы, наверно, сделал что-нибудь не то.
— Как это?
— Ты бы, наверно, попытался помочь ему.
— Возможно,— согласился я. Мне было лестно такое услышать.
— Прошли бы вы с ним метров пятьдесят, и его бы забрал полицейский, а может, и тебя в придачу.
— Возможно,— согласился я.— Вполне возможно.
— Будь в те времена полиция, представляю, что сталось бы со всеми этими новозаветными историями.
— Это верно. Времена переменились.
— Само собой. С полицией шутки плохи. Ну и жизнь.
— Это точно,— согласился я.
— А вот один писатель считает, что пьяный матрос ближе к богу, чем пресвитерианский священник.
— Честертон, что ли?
— И у него, черт возьми, есть доказательства!
— Разумеется, есть,— сказал я.
— А я оставил пьяного матроса умирать на свалке — пусть его вырвет собственным сердцем. А увидь я, что у пресвитерианского священника сломалась машина, я бы наверняка протянул ему руку помощи.
— Такие времена. Как они переменились.
— И люди тоже переменились.
— Не могли не перемениться. Если б я вмешался, он бы меня возненавидел, правда? Господи, неужели надо было тащить его в полицию?
— Тебя бы за это никто не осудил.
— Так что же, теперь не верить в христианские добродетели?
— Нет, раз они неприменимы.
— Конечно, неприменимы. Наверно, он вернулся на корабль, вспоминал там, как весело провел времечко на берегу, и посмеивался.
— Если он был пьян, так оно и было.
— Он был пьян. Через час я видел его возле причала. Он брел, пошатываясь.
— Старый дуралей,— сказал я.— Забудь об этом.
— Не могу. А вдруг он умер? Я прошелся мимо него взад-вперед и ушел.
— Времена переменились.
— Но люди не все переменились. Я вот, например.
— Ты поступил правильно.
— Знаю. Поступив неправильно.
— Забудь об этом,— сказал я.
— Не могу. Господи, если б я мог! Прошелся мимо него взад-вперед и ушел. Я поступил неправильно и в то же время правильно. Мне кажется, я схожу с ума.
— Брось,— сказал я.— Давай выпьем еще и забудем об этом.
В юности я ходил в унитарианскую церковь. В те времена многие молодые люди считали своим долгом посещать унитарианскую церковь. Этим они хотели показать, что стали взрослыми и мыслят независимо. В наши дни, если молодые люди хотят показать, что стали взрослыми и мыслят независимо, они, скорее всего, вступят в коммунистическую партию.
Итак, я ходил в унитарианскую церковь. Насколько я помню, туда приходило еще с десяток молодых людей. Иногда чуть меньше. Но что-то меня во всем этом смущало. Правда, я никак не мог разобраться, что именно.
Но вот однажды в полдень я отправился погулять в Бухту свободы. Возможно, вы и не знаете, но Бухта свободы в той части Окленда, где кончается улица Хобсон. Примечательнейшее место. Что может быть приятнее для новозеландского поэта — если только он не влюблен без памяти в агатисы