И переводить стрелки на братьев-бобров бессмысленно. Виктор Степанович видел меня на верхотуре, а сейчас застал на лестнице. Ответ на вопрос «Какая сволочь нажала не ту кнопку?» однозначен. Эту кнопку нажал новенький монтировщик сцены Максим с простой фамилией Светлов.
Спрыгнув с лестницы, бегу в противоположную от помрежа сторону. Там есть маленький коридор, ведущий на черную лестницу. Несусь не оборачиваясь, ибо смотреть второй раз на лицо помощника режиссера врагу не пожелаешь. Окаменеешь.
Вот и лестница! Придерживаясь правой рукой за перила, прыгаю вниз через три ступеньки. Получаю небольшую фору – молодость побеждает опыт. Первый пролет, второй! Дорога известна – по ней мы таскали декорации.
Все! Последний пролет. На финише я сбиваю с ног мужика в костюме. Чего он тут торчит – шел бы Ленина смотреть! Подняться он не успевает – Виктор Степанович снова посылает его в партер! Ну прям «Ну, погоди!», только веселой музычки не хватает.
Слышу за спиной крик: «Всем стоять! КГБ!»
Хорошая шутка. Надо запомнить.
Направо, налево, опять направо! Лишь бы черный ход был не на замке!
Он не просто был на замке, но у дверей несла вахту сразу пара мужиков в костюмах, и вряд ли это портье.
Придется в обход, через центральный вход. Дорогу помню не очень, но в критические минуты мозг включает дополнительные резервы. И он подсказывает, что у меня один путь – через фойе.
Очередной раскат хохота доносится из зала. Это уже не просто хохот, это истерика натуральная!
Блин, что же за задник я опустил?!
Выскакиваю в фойе. Мужиков в костюмах у дверей нет. Бабулек-программисток нет. Одна выходит из зала, зажимая рот платком.
Я проношусь мимо пустующего буфета, скатываюсь по ступеням мимо гардероба, с которого начинается театр. Навстречу попадаются гардеробщицы, спешащие узнать, над чем истерически рыдает публика. Никогда такого не было!
Виктор Степанович безнадежно отстал. Либо свернул в зал, не удержавшись от соблазна взглянуть на происходящее.
Черт! Моя куртка осталась в подсобке. А на улице не май месяц, первые снежинки кружат в воздухе. Ничего, завтра заберу. Или попрошу Олега вынести.
С очередным раскатом грома-смеха выскакиваю на вечернюю улицу, замечаю два ряда черных «Волг» и «ЗИМов», аккуратно припаркованных возле театра, нарываюсь на возвращающихся братьев-бобров, с какой-то тревожной подозрительностью смотрящих на меня, и мчусь по Невскому в направлении ближайшей станции метро.
«Пятачка» нет, но я перепрыгиваю через турникет. И даже на эскалаторе до меня долетают звуки совершенно искреннего, неподдельного заразительного смеха, коего стены большого-академического-драматического не слышали долгие годы.