— Ее кто-то посетил, — сказал он. — Я в этом уверен.
Букер осторожно сел.
— Что заставляет тебя так думать?
— Глубокое знание человеческой натуры. Ладно, я сам виноват. Слишком долго тянул. И мне следовало пойти самому. Я бы вытряс из нее правду. Это могло быть рискованно, с политической точки зрения, но, возможно, риск бы окупился.
Он закурил сигарету. Руки его уже не дрожали. Ничто не напоминало об его вспышке, кроме осколков на ковре. Казалось, он в прекрасном настроении, и в ладу с миром. На миг Букера осенило, что Роберт безумен, но он отогнал эту мысль. У Роберта стресс, сказал он себе, и это, конечно, приводит к приступам раздражения.
— Ну, ладно, — произнес Роберт, — каковы наши перспективы?
Букер сделал большой глоток скотча. Он не был пьяницей, но чувствовал, что сейчас ему нужно выпить. И был почти готов сделать второй глоток, но потом решил, что лучше не надо.
— Соглашение, или опротестование через суд. Мы можем сделать и то, и другое. Подать протест, и выиграть время для соглашения.
— Я поговорю с Элинор. Лично я бы предпочел разобраться с ней в суде, если это продлится не слишком долго. В суде она, возможно, отступит.
Букер кивнул. Он не верил, что Алекса вообще способна отступать, но не считал нужным это высказывать.
— А наши шансы?
— Трудно сказать. Существуют прецеденты… — И снова умолчал, что прецеденты эти слабы.
— А бумаги, которые я просил тебя найти?
— Ни следа, Роберт. Я все обысках.
Роберт потушил сигарету и встал.
— Будь осторожен на выходе, Мартин, — мягко сказал он. — Не поскользнись на стекле. Извини, но мне нужно кое-кому позвонить.
Букер со всей возможной осторожностью прошел по осколкам зеркала. И только в лифте задумался о том, кому же собирался позвонить Роберт.
— Ненавижу запах этих проклятых вонючек, — раздраженно произнес Роберт, но человек, стоявший рядом с ним, загасить сигарету не потрудился. На Роберта он не смотрел: его глаза не отрывались от огней моста на 59-стрит, словно это было прекраснейшим зрелищем в мире.
— Американцы слишком много беспокоятся из-за курения. Почему?
— Разве ты не читал? Это вредно. Хотел бы я сам суметь бросить курить.
— Я считаю, что американцы слишком много беспокоятся о своем здоровье. Рак? Это болезнь стариков. Там, откуда я родом, никто не ожидает, что доживет до старости. Поэтому все курят. — Акцент у него был испанский, голос глубокий, низкий, под безмятежной интонацией которого таился заговорщицкий подтекст. Говорил он так, словно каждое слово обладало огромным весом, тяжестью, с которой нельзя расстаться без основательных размышлений.