Роберт пьян, — решила Алекса. Пьян и зол, но все еще держит себя в руках. Ему должна была быть противна встреча со Стерном, противна обязанность быть любезным, пока он торговался за то, что в душе считал своим законным наследством, поперек горла необходимость дать место в семье посторонней, признать наконец факт, что в случае длительного процесса он может проиграть… Он надеялся, что она может сломаться под давлением, или что Букер сможет добыть нечто, достаточно весомое, чтобы заставить ее сломаться — и вот теперь все кончено, или почти — и самое горькое, что он должен сознавать — и сознает, конечно — что только благодаря ее желанию заключить соглашение, он способен сохранить свое положение и место в семье, что он принимает свою маленькую победу из ее рук как дар, тогда как она еще сохраняет козырную карту.
— Он рассказал мне об этом. Обо всем. Он доверял мне, Роберт. Больше, чем мой родной отец. Больше, чем кто-либо на свете.
Он улыбнулся, или попытался, ибо его выражение скорее походило на гримасу, возможно, из-за опьянения.
— Ах, — сипловато сказал он, — доверие! Чудесная вещь! Я вам завидую. — Гримаса уступила место обычному любезному выражению. — Сам я не умею доверять людям. Или так мне говорили.
— Вы могли бы научиться.
— Может быть, — он громко рассмеялся, и смех его показался ей скорее зловещим, чем веселым. — Однако мне, возможно, понадобится рука помощи, — он подмигнул.
По возможности вежливо, она отступила подальше от него. Наверное, потому что она не пила сама, люди, излишне пьющие, действовали ей на нервы — и кроме того, замечание Роберта о доверии напомнило ей о документе — она еще не решила, как поступить. Несомненно, это и было у Роберта на уме. Конечно, он не мог доверять ей, пока документ у нее, но могла ли она доверять Роберту настолько, чтобы его отдать? Она, разумеется, могла бы его скопировать, но вряд ли это могло быть расценено как акт доброй воли.
Если между ними все сложится хорошо, когда (она была оптимисткой) она научится доверять ему, тогда она отдаст документ.
Тем временем, разумней и безопасней будет сохранить его у себя.
Засыпала она с трудом. Ее тревожил не обед, за которым она съела очень мало, и не застольная беседа, где доминировала миссис Баннермэн, объяснявшая Саймону американские обычаи, историю и фольклор, а неожиданная реплика Роберта.
Неужели он и впрямь думает, что между ними есть что-то общее — два человека, погубивших тех, кого любили, оба признали это «случайной смертью», хотя фактически, — пусть этим словом никогда не обозначалось то, что произошло между ней и отцом, это были убийства? Роберт небрежно вел машину, и это стоило жизни его брату и еще двум невинным людям.