– Ну, пошли, Вовка. Куда вот только?..
– Там, – потянул вдруг его к выходу из коридора парень.
Он сказал именно «там», а не «Та-ма», как в прошлый раз. Может, и правда знал, куда идти?
Вовка, похоже, не очень-то знал. Он долго водил Глеба по залу, тычась то в один, то в другой проход, пока они не вошли в совсем неприметный и узенький.
– Там! – произнес парень более уверенным тоном.
Коридор, оказавшийся очень кривым и коротким, привел их к тяжелой распахнутой двери. Чуть дальше была решетка из железных прутьев, тоже открытая, а за ней – слабоосвещенная комнатушка с грубым деревянным топчаном. В одном углу темнело отверстие отхожего места, из стены торчал рожок душа.
Вовка забрался на топчан и расплылся в счастливой улыбке.
– Тута, – сказал он.
– Ну, «тута» так «тута», – не стал спорить мутант, убедившись, что решетка запирается на щеколду. Та, правда, легко открывалась и изнутри, но это было хоть что-то, и Глеб строго погрозил юноше пальцем: – Сиди тут и никуда не уходи. Я сейчас за папой схожу. Понял?
– Поял? – эхом отозвался Вовка.
– Попугай ты, – невольно улыбнулся мутант.
Парень улыбнулся в ответ. Так открыто и беззащитно, что у Глеба защемило в груди.
«А ведь я соврал Нюре, – подумал он. – Я ведь и в самом деле собираюсь его зарезать. Видать, права она во всем. Я настоящий урод, и самое лучшее, что со мной нужно сделать, – это убить».
Тем не менее, закрыв решетку на задвижку, он помчался искать не смерти, а возможности начать новую жизнь.
Глава 24
Невероятное открытие
Глеб шел по городу открыто, не таясь. Да и чего ему было бояться? Пусть его видят хоть морозовцы, хоть храмовники; для тех и других он был неприкасаемым – сын Святой и муж внучки Деда Мороза. Вот только ни для тех, ни для других он не был своим. Как считал себя ничьим, так ничьим и остался. Правда, теперь у него была любимая жена и верный друг, а это уже немало. Так может, определение «ничей» устарело? Глебу очень бы хотелось так думать. Вот только он никак не мог до конца поверить, что жуткое мохнатое чудовище – урод, как правильно называла его Нюра, – для кого-то с полной искренностью может считаться своим, родным, близким. Сашка его просто жалела. Лик был с ним рядом с самого начала, но не потому что любил, а потому что ему так приказали. Потом привык, даже привязался. Но трудно представить, чтобы жена думала о нем: «Мой любимый уродец», а Пистолетец: «Мой уродливый друг». Но ничего, скоро всё изменится! Скоро он станет настоящим человеком, которого на самом деле можно будет и любить, и не стыдиться называть своим другом…