– Не-е-еет!!! – завопил Глеб. – Не его! Жри меня, тварь!
Но волк лишь на мгновение дернул желтыми глазами в его сторону, а потом… высунул длинный, алый от крови Подземного Доктора язык и облизал лицо Вовки.
Юноша не завопил от страха, не заплакал – он зашелся в счастливом смехе!.. И стал радостно выкрикивать:
– Та-ма! Та-ма!..
Мутант ахнул. Так вот оно что! Ужасный зверь оказался не просто случайно забредшим в подземелье хищником – это была волчица Тамара, Вовкина мать. Она все-таки отомстила своему мучителю, «архангельскому демону». Но что же будет теперь? Сумеет ли она перегрызть ремни и освободить их с Вовкой?.. Впрочем, даже если это у нее и получится, вряд ли она станет помогать ему, Глебу, – ее цель очевидна: спасти сына.
Тамара, будто услышав мысли мутанта, вцепилась зубами в стягивающие тело мальчика ремни. Со стороны могло показаться, что она терзает самого Вовку. Именно так, скорее всего, подумал и тот, кто выпустил в волчицу разорвавшую тишину автоматную очередь. Тамару отбросило от стола, она жалобно заскулила, но волчий плач быстро оборвался. Зато заголосил Вовка, вперемешку с рыданиями повторяя:
– Та-ма! Та-ма! Та-ма!..
– Вовка, не плачь! – непонятно откуда выскочила Нюра и принялась гладить испачканные кровью Доктора волосы мальчика.
А над Глебом вдруг склонилось лицо Сашки.
– Живой! – обхватила она, насколько смогла дотянуться, его неподвижное мохнатое тело, обильно поливая его слезами. – Живой, мой любимый, мой родненький!..
Однако любвеобильные причитания жены продолжались недолго. Сашка вдруг замолчала, слегка отстранилась – как выяснилось, для более эффективного замаха – и принялась что есть силы колотить по груди Глеба кулаками.
– Идиот! Тупица! Убогий дурак! – вопила при этом она, добавив пару слов и выражений, не входящих обычно в ее лексикон.
– Ну-ну, успокойся, – проговорил мутант. – Да, я дурак, да, тупица, да, то самое – это тоже я. Но ты же кулачки отобьешь!..
– Кулачки?! – сделала передышку супруга. – Ты прав… Где-то я видела здесь такую тяжелую штуку… – принялась она вертеть головой, но вдруг снова расплакалась и стала гладить его лицо в безуспешных попытках дотянуться до него губами. – Зачем?.. Глупенький, зачем ты решил это сделать? Я ведь люблю тебя! Люблю, понимаешь? Будь ты хоть мохнатый, хоть чешуей покрытый, хоть лягушачьей кожей! Неужто ты так и не понял, что любят не за шкуру, а за то, что под ней?
– Я думал, тебе неприятно, противно… – пробубнил расплывшийся в улыбке Глеб.
– Мне неприятно и противно слышать такое! И обидно, между прочим. Ты что, хочешь сказать, что я всё это время притворялась, говоря тебе о любви? Ты слушал мои слова, принимал мои поцелуи и ласки, а сам мне… не верил?.. – В ход снова пошли кулачки: – Мерзавец! Скотина! Предатель!