Когда же наступает сентябрь, то больше всего люблю я прогуливаться на Юг от города. Ведь именно там располагаются прекрасные холмы и столь же прекрасные овраги. Холмы покрыты небольшими деревьями — молодыми, но уже очень сильными дубами и кленами. Я иду по городу в сторону Южной заставы, а до нее от моего дома идти дальше, чем до какой бы то ни было другой заставы. Но когда в наши края приходит золотая осень, то нет для меня большего счастья, чем вот так вот просто идти по городу, а потом и за городом — по узкой тропке, по бокам которой растут невысокие кусты шиповника. Они, несмотря на осень, еще зеленые, но плоды шиповника на кустах уже алеют так, как могут алеть только осенью. Да, лето в наших краях коротко, а осень золотая проходит так стремительно, что просто не успеваешь оглянуться. С годами понял я, что золотая осень проходит так быстро, потому что я слишком долго признаю ее приход, пока же признаю, она и кончается. И ничего тут не поделаешь, ничего. Так думал я, но затем решил для себя, что именно в эту короткую пору осени золотой буду отныне дорожить не только каждым днем, но и каждым часом, каждым мигом этой благословенной поры. Поэтому уже несколько лет, как только наступает золотая осень, в первый же день ее я выхожу из дома и иду на Юг, прохожу заставу, прохожу тропинку с шиповником и, наконец, поднимаюсь на самый высокий из тех холмов, что расположились к Югу от города. Какой же прекрасный вид открывается отсюда! Как все великолепно! Как хорошо жить! Леса, что раскинулись вокруг моих холмов, как и завещано было поэтом, оделись в багрец и золото. А что может быть прелестнее осеннего сочетания солнечного с алым? Глаз радуется, радуюсь я. И какой же чистейший тут воздух! Как же легко тут дышится! А какое небо в эту пору! Совершенно бесконечное в своей прозрачности. На небе ни облачка. Хотя нет — вот одно совсем маленькое куда-то медленно плывет. Обычно облака похожи на что-нибудь, это же совсем ни на что не похоже, а похоже только на облако. Но в этом его прелесть и его красота. На это облако могу смотреть бесконечно, однако мне еще надо перед возвращением в город сделать здесь одну вещь. Я побывал на самом верху, побывал на вершине холма, самого высокого здесь. Теперь сверху мне нужно спуститься вниз, побывать на самом дне самого глубокого оврага. Просто так местность эта, что расположилась к Югу от города, устроена: холмы тут перемежаются оврагами. И совсем не трудно спуститься по крутому спуску с холма, чтобы попасть в овраг, непременно в самый глубокий. Здесь ранней осенью тихо и очень сухо, ведь дождей не было очень давно уже. Когда же будут дожди, то овраг очень быстро заполнит вода и тогда уже там особо не погуляешь. Но пока, золотой осенью так прелестно гулять по оврагу, смахивая с лица налипшую ажурную паутинку, так хорошо. И так тихо. Но что это? Что за звуки доносятся сверху, с самого неба? Я с замиранием сердца останавливаюсь посреди оврага и смотрю вверх. Это же клин журавлей летит еще дальше от города — летит к Югу. Их курлыканье такое печальное, так грустно сразу делается на душе, но грусть эта светлая, прекрасная, добрая. Доводилось ли вам видеть со дна глубокого оврага клин журавлей? Если нет, то могу сказать, что вы очень многое потеряли. А потому золотой осенью старайтесь хотя бы иногда спускаться в овраг и оттуда смотреть на небеса — вдруг пролетит журавлиный клин.