– Патрикеев, выведи Анжелику на улицу и подождите там. – Сомов снова перевел взгляд на Руслана, прося его задержаться.
Когда они остались вдвоем, Иваныч объяснил:
– Она сейчас на таблетках и слабо соображает. Позаботься о ней, хорошо?
– Конечно. – Руслан помолчал. – Как это случилось? Полиция что-нибудь говорит?
Сомов заиграл желваками. Обманчивое спокойствие давалось ему с трудом.
– Говорят, в районе орудует маньяк. Вот и вся информация.
Они помолчали. В приоткрытое окно издалека доносился дребезжащий звук работающей циркулярки. «У кого-то трагедия, а кто-то пилит доски», – философски подумал Руслан.
– Тело нашел Патрик, – добавил тренер. – Лика хотела с ним поговорить, но у нее началась истерика. Мы заставили ее выпить успокоительное.
Руслан сосредоточенно кивнул:
– Я понял.
Пока он вез Лику в такси, его не покидало неприятное ощущение чего-то упущенного. На подкорке мельтешил какой-то вопрос, но разбираться не было ни времени, ни возможности. Лика прильнула к его груди поломанной куклой и не издавала ни звука. Пару раз ему даже померещилось, что она не дышит. Он наклонился к ее лицу, с облегчением улавливая слабое дыхание.
Они подъезжали к дому, когда Лика неожиданно подняла голову и с надеждой пробормотала:
– Ты еще хочешь уехать отсюда вместе со мной?
Сердце пропустило удар:
– Очень хочу. Но я не смею тебя об этом просить сейчас.
– Мне больше нечего здесь делать. Я не могу оставаться в этом месте. – Ее брови страдальчески изогнулись, но она не заплакала, напичканная лошадиной дозой транквилизаторов. – После похорон…
Руслан не дал ей договорить:
– Мы уедем, как только я улажу кое-какие дела. День, максимум два. Хорошо? И я увезу тебя, куда ты захочешь. Ткнешь пальчиком в карту и выберешь. Договорились?
Тонкие пальцы вцепились в его запястье. Ликин голос дрожал:
– Почему?
Руслан нахмурился, не улавливая суть вопроса.
– Почему ты не бросишь меня?
Он долго молчал, прежде чем произнести то, что зрело внутри с того момента, когда он впервые зашел в «Кроличью нору» и увидел за стойкой кокетливую блондинку с длинными звенящими серьгами.
– Потому что люблю тебя. Слышишь? Люблю.
Ночью ему снились кошмары. Он снова был ребенком, в старой отцовской квартире, и на кухне полным ходом шла пьянка. А он сидел, вжавшись в угол, пялясь на проведенную мелом черту. Он чувствовал, что ему нельзя вырваться за белую линию, но не помнил, почему именно. Он напрягал память, сжимая маленькие кулачки, кривясь от запаха перегара и табака, исходившего от гогочущих мужчин, но тщетно – причина ускользала от него…