Он улыбнулся ей, сверкнув белыми зубами, и опустил голову, едва не прикасаясь к ее лицу вывороченными губами.
— Какая ты смазливая девочка, мисси! И белая в придачу! Желтая — еще куда ни шло, но белая!.. — Он причмокнул губами в каком-то дюйме от ее щеки и облизнулся. — Мне всегда хотелось заиметь белую женщину. У меня давно не было женщины, а белой вообще никогда не было.
Почувствовав прикосновение его губ, Регина не стала отворачиваться. Он сильнее припал к ее рту, расплющив ее губы и пытаясь разжать ей зубы своим сильным языком, но не добился успеха. Она уже жаждала его, но не хотела близости в присутствии Бенони. Больше всего она стремилась к свободе, и появление мужчины сбивало ее с толку.
Тем временем его голос стал хриплым, требовательным.
— Я тебя целую, милашка. Мне нравится тебя целовать.
Она снова почувствовала прикосновение его губ и сильнейшее побуждение ответить на поцелуй со всей страстью, но она упрямо отвернулась. Он выпрямился, и она уже была готова пожалеть, что оттолкнула его, но оказалось, что он просто решил надеть поводья на распорку. Через мгновение его лицо снова загородило небо, одной рукой он обвил ее за талию, а другой стал гладить ей шею, нашаривая край корсажа. Расстегнув верхние пуговицы, он стал ласкать своей заскорузлой ладонью ее нежное тело. Ее охватило такое неуемное желание, что соски мигом затвердели, стоило ему к ним прикоснуться. На сей раз она ответила на его поцелуй — не осознанно, а не найдя сил воспротивиться зову природы. Он распахнул ее корсаж, и его шершавый язык, скользнув по ее подбородку и горлу, стал исследовать грудь. Она вспомнила, что он, по его утверждению, давно не был с женщиной. Господи, у нее не было мужчины больше года, к тому же последним был белый, которому Хаммонд умело подсунул ее как кульминацию гостеприимства, свойственного Фалконхерсту. Ничтожные потуги гостя совершенно ее не удовлетворили, зато пыл Нерона воскресил в ее памяти Драмсона.
Нерон быстро добился бы своего, однако разум Регины восторжествовал. Бегство было куда более насущной задачей, чем удовлетворение похоти, и она была готова довести это до его сознания. Она отпихнула его и высвободилась из его объятий.
Однако Нерон так разохотился, что его уже трудно было остановить. Он расстегнул штаны, схватил ее руку и прижал к себе. На сей раз соблазн отдаться ему оказался так силен, что она с трудом сладила с собой: ведь это был не жалкий белый, подобный последнему ее партнеру, а страстный мужчина, возжелавший ее с такой силой, что это снова напомнило ей Драмсона. Ей не хотелось отдергивать руку, и чем дольше ее рука оставалась у него в штанах, тем труднее ей было отказаться от предлагаемого блаженства.