– Боже мой, – Лада остановилась, – неужели это правда?
– Да. Такая была цена спасения экспедиции Шмидта. Пойдемте-ка назад – вон, проводник уже торопит с посадкой.
Они уже подходили к вагону, когда из него вывалился Шамшулов. Он был красен и держался преувеличенно прямо. Галифе слегка сползли на кирзовые сапоги, гимнастерка без ремня болталась на нем, как ночная рубашка. Оглядев перрон мутным взором, он поманил к себе ближайшую тетку с семечками.
– Семечки жареные, – забормотала она, протягивая газетные кульки, – яблочки моченые, клюковка, брусничка.
– Так, яблоки, гришь, – инспектор перекатил на протянутой миске несколько яблок, облизал палец, – годится. Ну-ка, давай сюда.
– Куда вам пересыпать?
– Себе пересыпешь, – хохотнул Шамшулов, – а брусника где? Давай, давай, что ты, как кулацкое отродье, жмешься, – прихватив одной рукой две миски, он подмигнул женщине, – еще соберешь.
– А деньги? – растерянно спросила та.
– Деньги мы скоро отменим, – пообещал Шамшулов.
– Да как же это? Я милицию позову.
– Милицию? – прищурился инспектор, – ну-ка, что там у тебя за газетка с семечками? Никак «Правда»? Ты что, в передовицу «Правды» свои гнилые семечки завернула. А если там портрет Иосифа Виссарионовича?
– Что ты, что ты, – замахала руками женщина, – нету там никаких портретов.
– Нету? Тогда семечки мне вот сюда загрузи, и будем считать, что я ничего не видел, – он оттянул объемистый карман галифе.
Тетка послушно высыпала в карман семечки и засеменила в сторону, поминутно оглядываясь. Победно оглядевшись, Шамшулов полез в вагон. Лада взглянула на Кривокрасова. Тот, чтобы не встречаться с ней взглядом, раскуривал папиросу.
– Вы видели, Михаил? Он же просто ограбил ее.
– Давайте садиться, Лада Алексеевна, – сказал тот, отбрасывая изжеванную папиросу. – Несмотря на всеобщее равенство, некоторые, все же, выглядят ровнее перед законом.
Шамшулов ждал их с довольным видом. На столе в мисках зеленели яблоки, краснела клюква и брусника.
– Ну, теперь-то не откажетесь? – спросил он, приподнимая на две трети пустую бутылку.
– Я, помню, одного «щипача» прихватил в трамвае, – сказал присаживаясь Кривокрасов, – кошелек у пассажирки вытянул, а там и рубля не было. Так сел он у меня на три года, как миленький.
– Это ты к чему? – нахмурился Шамшулов.
– Так, к слову пришлось. Пить я не буду, Лада Алексеевна, думаю, тоже. Так, что гуляй в одиночку.
– Ну, была бы честь предложена, – инспектор вылил водку в один стакан, махнул залпом и, прихватив яблоко, полез на свою полку.
Состав дернулся, загудел паровоз. Платформа поплыла мимо, поезд, набирая ход, вышел со станции.