Поклонившись министру и графине, она пошла по тропинке. Его превосходительство не произнес ни слова – эта смелость превышала границы, а ему не представлялось даже случая наказать женщину, ибо не мог же он дважды уволить ее мужа… Это очень походило на поражение – в подобных случаях его превосходительство никогда не поступает иначе. Теперь приходилось волей-неволей действовать не так, как хотелось. Он очень спокойно опустился на стул и снова закурил свою сигару.
Госпожа фон Гербек с бледными и дрожащими от гнева губами бросила украдкой взор, полный желчи, на министра – в эту минуту знаменательное дипломатическое спокойствие было не у места!
– Бесстыжая женщина! – вскричала баронесса. – Ты так и дозволишь ей безнаказанно уйти, Флери?
– А что же – пускай убирается! – возразил он презрительно.
Прислонясь к спинке стула и пуская колечки дыма, он принялся измерять насмешливым взором падчерицу, которая в глубоком волнении стояла перед ним.
– Так вот как, милая дочь, – сказал он, иронически усмехаясь, – ты сию минуту намерена была воспользоваться своим правом для того, чтобы устроить прогнанного пастора!.. Веротерпимость вещь прекрасная, но, право, было бы чересчур ново и остроумно, если бы католическая графиня Штурм в своей домовой капелле заставила протестантского священника служить мессу!
Сложенные на груди руки Гизелы судорожно сжимались, как бы желая сдержать биение ее взволнованного сердца.
– Я не этого хотела, папа, – возразила она стесненным голосом, – я желала дать приют и обеспечить бедное преследуемое семейство!
– Очень великодушно, милая дочь, – продолжал насмехаться министр, – хотя и не совсем тактично, ибо я – то лицо, которое их «преследует», как ты изволила сейчас выразиться.
– О, милая графиня, неужели действительно вы позволили опутать себя этой ересью? – вскричала вне себя госпожа фон Гербек.
– Ересью? – повторила девушка, и глаза ее засверкали. – Пасторша говорила истину! – продолжала она решительно. – Каждое ее слово находило отголосок в моем сердце!.. Как ребячески неопытна была я до сих пор! Я смотрела на вещи и на людей вашими глазами, госпожа фон Гербек, я не размышляла и была слепа! Это самый горький упрек, который я должна себе сделать!
Вдруг она смолкла, губы ее плотно сжались.
Всегда она была сдержанна, а вдруг теперь речь ее полилась потоком, звук которого жег и терзал ее сердце. Она сжала руками виски и постояла так минуту, затем взяла в руки шляпу.
– Папа, я чувствую, что очень взволнована, – сказала она обычным голосом. – Могу я пойти в лес?
Казалось, к министру вернулось его прежнее расположение к падчерице. Он не прервал ее ни единым словом, ни единым движением и теперь отечески благосклонно махнул ей рукой в знак согласия. Девушка лугом отправилась в лес.