– Мое путешествие закончилось, мэтр! Я возвращаюсь в Париж!
– Пойдешь к Доле?
– Сначала! А потом – во Двор чудес! Ваш Лойола пообещал всех истребить, все уничтожить, все пожечь… Возможно, он не надеется встретить отпор… Ах, мэтр, я тосковал, теперь я ожил! Он хочет боя – будет бой! Вспыхнет настоящая война не на жизнь, а на смерть, потому что именно войной он хочет нас укротить! Пройдет совсем немного времени, мэтр, и вы услышите о великих делах!..
Манфред, в свою очередь, направился к садовой калитке, легко вскочил в седло и ускакал галопом.
Рабле меланхолично наполнил бокал, несколько секунд смотрел, как отражается в вине дневной свет, потом медленно, наслаждаясь, выпил вино и задумчиво произнес:
– Возможно ли, чтобы люди проживали жизнь, раздирая друг дружку, когда есть столько поводов для всеобщей радости?
XXXII. Голос зовет Манфреда
В аристократическом особняке, который Беатриче снимала в Париже, принцесса сидела в затемненной комнате за вышивкой. Внезапно она выпустила из рук ткань… Долгими часами она напрягала свои пальцы, чтобы дать отдых уму. Но сейчас она почувствовала ненужность такого отдыха. У нее не было больше сил подавлять свою тайную боль.
Союзы выступили на ее глазах, потекли по щекам. Сын… Кто вернет ей сына?
В течение двадцати лет она искала его по всей Италии, тратила деньги, а в это время Рагастен, супруг ее сердца, пускался в самые опасные приключения в поисках хоть каких-то сведений, наводящих на след. В конце концов какой-то цыган рассказал им в неаполитанской таверне одну запутанную историю. Им показалось, что она имеет отношение к пропавшему ребенку, и они приехали в Париж, где продолжили поиски.
Результата не было, и Беатриче пришла в отчаяние. Она была уверена, что ребенок умер.
При такой страшной мысли конвульсивные рыдания сотрясли ее грудь. Шум шагов заставил ее поднять голову.
Неутомимый Рагастен с утра носился по городу. Сейчас он вернулся.
Какие новости он принес?
Она быстро вытерла лицо, чтобы Рагастен не заметил, что она плакала, и устремилась ему навстречу.
В это самое мгновение он открыл дверь. Свет упал на его лицо. Беатриче поразилась. Что оно выражало? Радость? Боль? Беатриче никак не могла понять.
– Что нового? Говори, говори скорее, любимый.
– Успокойся, дорогая. Новостей нет… пока. Успокойся, я все тебе расскажу.
Она с трудом овладела собой.
– Слушаю тебя, – проговорила едва слышно Беатриче.
– Крепись… Сам не знаю, можно ли надеяться, или же я принес тебе еще одно разочарование. Сегодня утром я пошел во Двор чудес. Не знаю, что меня привело туда. Если только наш сын в Париже, то, как мне кажется, именно там его можно найти.