К сожалению, результат и обещания разительно отличались. Операция проводилась под местным наркозом, это не избавило Пегги от сильной боли, и она попросила прекратить операцию задолго до ее фактического завершения.
Пегги была страшно огорчена результатом, и это чувство сопутствовало ей всю жизнь. Она избегала фотографироваться в профиль, ненавидела свой нос, по-настоящему страдала. Люди, окружающие Пегги, не были особенно деликатны в высказывании своих впечатлений и часто давали ей обидные прозвища, смеясь над ее носом, сравнивая его то с картофелем, то с баклажаном.
Дело усугублялось еще тем, что Пегги любила выпить, и нос, в зависимости от количества выпитого, приобретал различные оттенки – от красного до лилового, на нем проступали прожилки, – в целом, это было малопривлекательное зрелище.
Пегги все еще жила дома, но в своих мыслях и желаниях она находилась весьма далеко, она чувствовала, что вскоре покинет Штаты, отправится туда, откуда ее предки начинали свой путь – в Европу.
«Двадцатые ревущие годы», как их называли в Америке, были периодом становления нового послевоенного поколения. Недавняя революция в России, война, в которой американцы принимали участие, расшатали прежние моральные устои, низвергли идеалы. Сама Америка тогда, в 20-е годы, была молодой страной – ей было всего 140 лет от роду.
Все начиналось заново, отвергалось старое, женщины спешили громко заявить о своей самостоятельности, избирая для этого подчас нелепые формы протеста. Начиналось с внешних проявлений – юбки сразу стали короче, макияж – вызывающим, женщины начали открыто курить, посещать злачные заведения.
Нью-йоркский Гринвич-виллидж стал прибежищем художников, актеров, поэтов – всех тех, кто причислял себя к артистической богеме. Их привлекал низкая арендная плата, удаленность от центральных магистралей. Молодые люди жили коммунами, нравы были свободными. Приехав туда, можно было увидеть молодых женщин и мужчин, которые разукрашивали яркими красками лица, тела, женщины красили губы черной помадой, волосы – яркой зеленой, синей, фиолетовой красками.
Эпохи сменялись удивительно быстро. Пегги и ее ровесники родились в викторианскую эпоху, к 20-м годам они уже были представителями поколения джаза. Затем, с легкой руки Гертруды Стайн, их стали называть «потерянным поколением». Они стремились вырваться из окружающего их узкого мирка с задернутыми шторами, стремились туда, где звенит Вечный Праздник – в Париж!