«Никогда, — думала Констанс, не глядя на человека, сидящего рядом с ней, — не нужно спрашивать европейцев об их родных. Их почти никого нет в живых».
— Тогда здесь было очень весело, — продолжал Причард. — Все отели переполнены, каждый вечер танцы, к обеду все одевались, а под Новый год пели «Боже, храпи короля». Кто бы поверил, что когда-нибудь здесь станет так тихо?
— Да, — сказала Констанс, — я спрашивала в бюро путешествий в Париже.
— О! И что же вам там сказали?
— Что все здесь всерьез занимаются лыжами и ложатся спать в десять часов.
Англичанин быстро взглянул на нее.
— А вы занимаетесь лыжами не всерьез?
— Нет, я всего раза два-три стояла на лыжах до этого.
— А вы не…?
— Что? — Она с недоумением поглядела на него.
— Ну, в рекламах, знаете — «Школы для детей со слабым здоровьем. Швейцария — страна для больных туберкулезом».
Констанс засмеялась.
— Разве похоже, что у меня туберкулез?
Оп серьезно посмотрел на нее, и Констанс показалось, что она толстая и развязная и что свитер слишком плотно обтягивает ее грудь.
— Нет, не похоже. Да ведь кто угадает? Вы читали «Волшебную гору»?
— Да, — ответила Констанс, чувствуя гордость оттого, что она не так уж невежественна, хотя и очень молода и приехала из Америки. Она помнила, что пропускала философские рассуждения и плакала над смертью сестры. — Да, читала. А что?
— Здесь недалеко санаторий, о котором там написано. Я его вам как-нибудь покажу, когда будет плохой снег. Вам не кажется, что здесь грустное место?
— Пет, — ответила она удивленно. — Почему грустное?
— Да некоторым так кажется. Из-за контраста. Чудесные горы, сильные, здоровые лыжники мчатся вниз сломя голову и ног под собой не чуют от радости, хоть и знают, что каждую секунду могут сорваться в пропасть, и тут же томятся люди с больными легкими, смотрят на них и гадают, удастся ли им когда-нибудь выбраться отсюда живыми.
— Знаете, я об этом никогда не думала, — честно призналась Констанс.
— Сразу после войны было хуже, — сказал он. — Сразу после войны здесь начался бум. Все, кому пришлось голодать, скрываться или сидеть в тюрьме, кто так долго жил в страхе…
— Где же все они сейчас?
Причард пожал плечами.
— Кто разорился, кто и по сей день напрасно ищет работу, кто умер… — сказал он. — А правда, что в Америке люди отказываются умирать?
— Да, — ответила Констанс. — Это значит признать себя побежденным.
Он улыбнулся и похлопал ее по руке в перчатке, которой она крепко держалась за среднюю перекладину.
— Не сердитесь, что мы так завистливы, — сказал он. — Ведь только так мы и можем проявить свою признательность.