— Сударь, скоро наступит время для нашего сеанса. Пожалуйста, подумайте еще раз хорошенько, проверьте себя, нет ли у вас какого-либо желания, которое нам можно было бы исполнить еще теперь? Я вам говорил о нашем искреннем стремлении доставить вам здесь все, что только от нас зависит, приятное. Мы будем очень рады, если вы дадите нам случай сделать это.
Я было уже собирался покачать отрицательно головой, как вдруг одна мысль осенила меня и заставила забыть обо всем окружающем. Всецело охваченный ею, я так и застыл на месте в неподвижной позе, устремив глаза в одну точку и с поднятой кверху рукой.
— Говорите, пожалуйста, — сказал граф.
Но я ответил не сразу. Я долго обдумывал свои слова, стараясь обеспечить успех своей просьбе. Наконец, я решился:
— Господа, — сказал я, окинув взглядом всех троих, — вы угадали: у меня, действительно, есть к вам большая просьба, и я надеюсь, с вашей стороны, не встретится препятствий к ее исполнению. Для меня же это настолько важно, что если мне дано будет то, о чем я прошу, то я обещаю не только беспрекословно подчиниться операции, которую вы собираетесь произвести надо мною, но, если нужно, и сам окажу активное содействие успеху вашего опыта, хотя бы и во вред себе. Вот в чем моя просьба: вы только что дали мне возможность видеть мою возлюбленную, мадам де…, спящей или загипнотизированной — я не знаю. Теперь я еще в последний раз желаю увидеть ее, но увидеть проснувшейся, живой, в полном сознании; я хочу говорить с ней, при условии, чтобы и она могла отвечать мне; словом, я хочу проститься и провести с ней хотя бы один час вдвоем в ее комнате. Да, всего один час времени. Потом я буду принадлежать вам; вы можете считать меня после этого вашим рабом, вашей вещью — всем, чем вам будет угодно, и на какой угодно срок.
Я замолчал, скрестив на груди руки.
Сначала ни граф, ни виконт ничего не ответили мне. Они, видимо, были в нерешительности; я видел, как они переглядывались, взглядами своими совещаясь друг с другом.
Потом оба повернулись в сторону маркиза Гаспара и взглядом как бы просили у него разрешения. И на этот раз мне ничего не удалось прочесть на этом неподвижном лице с закрытыми глазами. Но граф Франсуа, несомненно, видел лучше, чем я, потому что сразу, без малейших колебаний, сказал, обращаясь ко мне:
— Мы согласны. Ваше желание будет исполнено.
От несказанного волнения мне чуть не сделалось дурно. А граф продолжал внимательно смотреть на лицо отца и, читая по нему мой приговор, говорил:
— Мы согласны. Мы отведем вас к мадам де… и оставим с ней наедине; и, как вы того хотели, она тотчас же проснется. Вы будете говорить с ней совершенно свободно о чем только пожелаете. Никаких ограничений мы вам не ставим. Только имейте, пожалуйста, в виду и не удивляйтесь, что хотя сознание и вернется к мадам де…, и она узнает вас и вам обрадуется, но на глазах ее останется нечто вроде невидимой для вас повязки, которая нужна в наших интересах. Мадам де… не будет в состоянии отдавать себе отчета, где она находится, не будет удивляться, встретив вас в неизвестной ей комнате, а примет ее или за свою собственную, или за вашу, — одним словом, не будет замечать ничего, чего она не должна знать. Вы понимаете, сударь, что все это не только ради нашей безопасности, но и ее…