— О! о! Но что это?.. Зачем внесли в комнату факелы? Что значат эти крики, этот шум?.. Но нет, ведь, это не здесь, а там… Наверху, над пропастью. Я вижу, как опускаются вниз факелы, как люди заглядывают вниз, ко мне… Я различаю группу солдат, их мундиры, синие с красным… Вот и носилки… Ах, да! Я понимаю: эти люди ищут меня…
Они что-то кричат. Слышны ругательства. Потом кто-то один приказывает молчать. Теперь до моего слуха ясно доносятся отдельные слова:
— Вот он, говорю вам! Он лежит на дне. Надо спуститься!
— Осторожнее! Смотри, не сорвись!..
— Ничего! Не первый раз!.. О! ла, ла!.. И несет же от него! Чтоб его черти взяли!..
— Тише, не ори так громко!
— Да его и не узнаешь теперь, сержант!.. Он совсем сгнил…
— Что такое? Совсем сгнил? Что ты несешь? Он и умер-то всего не больше суток!
— А я почем знаю?.. Может, и не больше суток, а что он разваливается — так это верно! Должно быть, от того, что лежал в воде!.. Ну, все равно! Опускайте холст и веревки… Я завяжу его со всех сторон…
— Слушай!.. Может, это другой кто-нибудь? Не ошибиться бы тут! Пошарь-ка у него в карманах!..
— Попробую… Да нет, понятно — это он! Вот и удостоверение при нем, и карточки, и всякая всячина… Нечего и говорить, что он… Ну, холст спускаете?
— Ну, раз, два, три!.. Тяните молодца! О, ла, ла! Вот так раз!..
— Ну, чего еще там?
— Да в нем никакого и весу нет!
— Постой тогда! Раз он так прогнил, посмотри сперва кругом, не осталось ли там руки или ноги, пожалуй?
— Нет, сержант, все цело, и с головой даже!.. Конец веревки держите наверху?
— Да. Готово.
— Ну, так тяните!..
— Вот хорошо! Теперь живей назад…
— Носилки не трясите.
— Ну, не все ли ему теперь равно, на тряских он поедет дрогах или нет…
Саван, скрученный вокруг моего тела, давит мне голову, жмет мои члены… Носилки подвигаются вперед, раскачиваясь из стороны в сторону… А я вижу все, все хорошо вижу…
Пламя факелов и свет трех свечей в канделябре теперь нераздельно сливаются в моих глазах…
А вокруг черная ночь…
Саван закрывает мне глаза. Саван — там, а здесь смыкает их сон. Сон — это та же смерть…
Еще раз начинается рассвет…
Я не вижу его, скорее — как-то угадываю… Правда, в окне, забранном решеткою, темно по-прежнему. Но все же ночь уже на исходе. Сквозь толстые оконные стекла я чувствую тот холодок, который бывает перед наступлением утра…
Три свечи в канделябре выгорели почти до самых наконечников копий. Их фитили еле держатся в последних остатках воска. Пламя колеблется и тихо мерцает, то вспыхивая, то снова потухая…
Сон несколько восстановил мои силы, правда, очень немного. Может быть, мне удастся приподняться на этот раз с постели…