Солнце жгло вовсю, и никаких признаков какого-нибудь экипажа на горизонте. Весело!
Вдруг чья-то рука легла на мое плечо.
— Как, полковник, вы пешком? А ваш посланник?
Мехмед-паша выходил в свою очередь из дворца. Его улан в каракулевой феске подвел ему коня.
— Мой посланник поехал в Терапию, маршал.
— Ага, правда.
Русский или немец не упустил бы случая съязвить по этому поводу. Но турки — азиатский народ, и их спокойная вежливость стоит английской корректности. Мехмед-паша прекрасно все понял, но даже не моргнул глазом.
— Вы поедете на моей лошади, полковник.
— Вы смеетесь надо мной, ваше превосходительство.
— Вы поедете на моей лошади. У меня во дворце есть еще две…
Он обратился к улану и отдал ему приказание.
— Я поеду на той, которую сейчас приведут, маршал.
— Нет. Вы окажете мне честь и поедете на этой. В память о «Лепестке Розы». Пожалуйста, господин де Севинье!..
В первый раз за эти девять дней, что я в Турции, меня назвали моим именем, не прикрашивая его титулом маркиза!
Мы помчались рядом через Нишанташ к предместью Таксим. Когда мы проезжали мимо артиллерийских казарм, Мехмед-паша сделал мне два кратких и быстрых, как удары клинка, комплимента, которые мне чрезвычайно польстили.
Один:
— Неужели все французские полковники ездят так хорошо, как вы?
Другой:
— Вам больше тридцати пяти лет или меньше?
Бесспорно, я хорошо держусь в седле и мне по виду дают на десять лет меньше, чем в действительности. Но услышать это из уст такого кентавра с острым, как бурав, взглядом было очень приятно.
В конце Таксима расположена Пера; Пера — город посольства, клубов, гостиниц и кафешантанов, единственный район Константинополя, который мне определенно антипатичен. Но — увы! — именно здесь приходится жить! К счастью, моя улица — улица Бруссы — едва ли не самая приличная в этой части города.
— Доедемте со мной до моста, — сказал Мехмед-паша, не замедляя бега своей лошади.
Мы промчались татарским галопом по извилистому откосу, который огибает эту удивительную лестницу с провалившимися ступенями, так называемую улицу Юксен-Калдирим. Внизу Каракейская площадь, точно корсо карнавала, вечно кишит разноцветной толпой. Солдаты гауптвахты отдали нам честь: «Салаам дур!» И перед нами развернулся деревянный мост, пестрящий торопливыми прохожими — сказочный Мост, перекинутый через Золотой Рог.
На середине моста Мехмед круто остановил лошадь; следовавший за ним с опущенной головой и рассеянным видом улан в каракулевой феске, однако, повторил его движение с такой точностью, что даже не уменьшил бывшего между ними расстояния.