. Через каждые сто шагов — заключенное между двумя домами крохотное кладбище, где теснятся десятка три старых могил. Здесь живые и мертвые уживаются рядом.
— Тут есть немало больших площадей, пышных мечетей и торжественных широких улиц. Я уже показала вам Сулеймание Джами и покажу еще кое-что.
Наша улица заканчивается огромным квадратным садом, не похожим на элегантный и подстриженный европейский сквер; это — огород-сад; в нем в чудесном порядке расположено несколько сотен тысяч голов капусты вперемежку с морковью, луком и спаржей; все это защищено кустами, посаженными по диагонали, — кустами персиковыми, вишневыми, абрикосовыми. Сад этот в углублении, прочно обнесенном оградой, доходящей до уровня улицы.
— Старинное византийское водохранилище… Интересно, не правда ли? Но пойдемте сюда.
Мы проходим мимо десятка хорошеньких, почти новеньких домиков, из свежей сосны, пахнущей смолой. Перед нами открывается маленькая площадка с тремя платанами, обнесенными очень высокой стеной. Позади нее возвышается купол; и еще выше купола, выше гигантских кипарисов, возносятся вверх два минарета.
— Селимье Джами… Войдемте во двор.
Старая полукруглая дверь, квадратный двор с аркадами и колоннами очень похожи на монастырские. Колонны из древнего мрамора, пожелтевшего от столетий и прозрачного, как оникс; под аркадами персидская майолика расцвечивает все четыре стены своими неувядаемо-яркими красками.
Посредине — фонтан, кругом кипарисы. Мечеть покрывает тенью весь двор. Здесь бесконечно тихо и прохладно.
Леди Фалклэнд садится на ступеньку у подножия колонны и берет у меня мешочек из желтой бумаги.
— Здесь финики, пастила из фисташек и что-то еще. Вы устали? Мы много прошли, а мостовая здесь очень плохая.
Я не устал. Мы грызем сладости и молчим. Вокруг тишина. Мне кажется, я способен был бы целые часы и дни просиживать во влажной тени этого мусульманского монастыря без замков и решеток. Леди Фалклэнд положила голову на руку, которой опирается о свое колено, и о чем-то задумалась. Я не могу уловить ее мыслей…
Вдруг она спохватывается и смотрит на свои часики.
— Боже мой! Четыре часа. Пойдемте скорее!..
Я задаю тревожный вопрос:
— В котором часу отходит последний пароход? Ведь вам надо вернуться в Канлиджу?
— Конечно, надо. Последний ширкет отходит в четверть десятого… приблизительно в шесть с четвертью. Но сегодня он не останавливается в Канлидже. Он идет вдоль европейского берега.
— Ну, так как же?
— Я поеду в Иеникей и там сяду в лодку. Я вернусь очень поздно, и у меня останется всего четверть часа на то, чтобы переодеться. Вы знаете, ведь за обедом мы непременно в открытых туалетах… В четверть часа я не успею одеться, сядут за стол без меня, и, когда я войду, меня встретят всякими неприятными словами. Но я все это предвидела в моей сегодняшней программе дня, и поэтому не огорчайтесь.