– Может, и Эмилия, – проворчал Артамон. – Когда я разговаривал с квартирной хозяйкой, она забегала, луковицу, что ли, попросить. И потом я столкнулся с нею уже на улице.
– Луковицу! – воскликнул я. – Она просто видела, как ты подходишь к дому! Луковицу! Да ты выйди наружу и оглянись – по городу маршируют чуть ли не поротно и повзводно русские огородники с плоскими корзинами на головах! И на корзинах, прямо тебе натюрморты в голландском стиле: морковка, лук, огурцы, зелень! Не заметил, что ли? Если встать на углу Малярной и Большой Королевской, за полчаса их насчитаешь не менее десятка. И заодно еще купишь в хозяйство много полезного.
– Русские огородники? – переспросил, заинтересовавшись, Сурков. – Как так вышло, что огороды держат русские?
– Понятия не имею. Эмилия могла приобрести свою луковицу в двух шагах от собственного крыльца, да еще устроив себе из этого развлечение, – недовольно сказал я, потому что сам в свое время не сразу разгадал ее девичьи уловки.
– Могла ли Эмилия свести дружбу с мусью Луи?
Этот вопрос моего племянника сильно меня озадачил.
Здешние немки держались достаточно высокомерно, когда речь шла о знакомствах с инородцами. Торговать – пожалуйста, строить глазки – сделайте милость! Сдать комнату они могли хоть эфиопу. Герр Шмидт в самом начале знакомства нашего, когда я сравнил Ригу с Вавилоном, отвечал:
– Подлинный Вавилон! У нас тут двадцать лет назад и башкиры стояли, после шведской войны. Они служили в Финляндии на границе. Я отлично их помню – с луками и стрелами, с карабинами, в широких зеленых штанах, в красных мундирах, шапки у всех лисьим мехом оторочены. Кстати говоря, славились добронравием!
Но приятельские отношения у немцев принято было заводить лишь с соплеменниками.
Вдруг меня осенило:
– Отчего бы и нет, ведь она видела перед собой мужчину, и мужчина, скорее всего, хотел ей понравиться. А у французов такие маневры замечательно получаются.
– Вот видишь, Морозка, не успели мы сюда переселиться, как уже поняли, каким путем мусью Луи проник в дом, – сказал Артамон.
– Итак, наш мусью Луи околачивался вокруг Малярной улицы, пока не высмотрел Эмилию и не понял, что от нее возможна польза. Затем он, обменявшись с Эмилией страстными взглядами, вступил в беседу и оказался во внутреннем дворе. Так он понял всю здешнюю географию. Может статься, Эмилия и впустила его той ночью, а он проскочил через двор, поднялся к тебе в комнату и зажег свечу, чтобы выманить Анхен.
– Он сильно рисковал, – отвечал я. – Каждая минута была на счету. А Эмилия, если бы ее поймали в доме с каким-то непонятным французом, имела бы превеликие неприятности. Ведь она могла провести его во двор только через дом. А дом Штейнфельда полон женщин и девиц, там вместе со служанками их чуть ли не десяток.