Тропарь проиграл очередную партию и раззявил свой беззубый рот в кривой усмешке. Свое кликуху Тропарь получил вроде за то, что когда-то пел в церковном хоре, или за то, что любил почистить деревенские храмы, — «церковников» никогда не любили даже в воровской среде, а со времен большевистской кампании по «изъятию церковных ценностей» начала двадцатых годов и вовсе презирали, потому как знали, что такие воры, как Тропарь, сами записывались в отряды «по изъятию» и многое из реквизированного церковного имущества к их поганым ручонкам прилипло. Тропарь предложил сыграть на общак священнослужителей, но Медведь решительно отказался.
— Ты что нас на беспредел толкаешь? — строго спросил он у Тропаря. — На священные дары мы не играем. Предложи чего более стоящее.
Поскольку даже в стае волков должен был соблюдаться хоть какой-то порядок, зэки духовного звания в соловецком концлагере в основном заведовали каптерками, занимаясь выдачей инвентаря и продуктов — от утепленной робы до черствого пряника из пасхальной посылки. От попиков и монахов зависела справедливая раздача сухого пайка, поэтому никакой зэк, даже равнодушный к религии, не желал нажить на свой желудок врага.
— Да ты че, Медведь, я ж имею в виду общак католиков, — стал оправдываться беззубый. — Слыхал, что знающие мужики говорят: там у них и вино имеется, — при этом беззубый ухмыльнулся. — Ты вон сам крестился, а без вина. Значит, не испил крови Господней. Следует восстановить справедливость. Как ты считаешь?
Говорил Тропарь жадно, ежеминутно облизывая сухие губы. Он был поглощен азартной игрой, засосавшей все его мысли и чувства в коварную воронку. И еще упрямо верил в то, что обязательно отыграется. Главное сейчас — всех убедить, что для него это плевое дело.
Медведь переглянулся с рядом сидящими зрителями. Все ждали его ответа.
— Что ж, — медленно заговорил Медведь, — коли слово выплюнул да сам напросился, тебе и ответ держать. Сможешь взять банк — все твое. А нет, так заступы не будет! Как решат люди, так и сделаем, — сказал Медведь и спросил окруживших их зэков: — Верно я говорю?
Все согласились. И Медведь раздал по первой.
Между тем спор, в центре которого оказался ленинградский студент Егорушка, разгорался, как июльский пожар в некошеном поле после недельного зноя. Спорящие повысили голос, отстаивая каждый свою точку зрения, не желая ни в чем уступать несогласным.
Как в бараке началась буза, Медведь даже не заметил: ему пошла карта. Но поднявшийся шум, топот ног и нестройные крики да прокатившийся по бараку клич: «Каэры наших бьют!» — вывели его из прострации.