Колин прочистил горло:
— Во времена вашего деда уже были суфражистки. И я не понимаю, что, собственно, вас беспокоит. Мужчины по-прежнему правят миром.
Роберт снисходительно рассмеялся.
— Но они это делают плохо. Они не верят в себя — как мужчины.
По галерее поползли запахи чеснока и жареного мяса. В животе у Колина зародился протяжный глухой звук, похожий на голос в телефонной трубке. Он подался вперед, высвободившись из-под руки Роберта.
— Итак, — сказал он, вставая, — это музей, посвященный старым добрым временам.
Тон у него был вежливый, но несколько напряженный.
Роберт тоже встал. Геометрически правильные линии, пересекавшие его лицо, стали глубже, улыбка остекленела и застыла. Колин на секунду развернулся, чтобы поставить стакан на подлокотник кресла, и, как только он выпрямился, Роберт ударил его кулаком в живот: мягкий, безо всякого напряжения удар, который мог бы показаться игривым, если бы единым духом не вышиб у Колина из легких весь воздух. Колин, согнувшись пополам, упал к ногам Роберта и принялся корчиться на полу, мучительно пытаясь вдохнуть, отчего из горла у него вырывались похожие на смех звуки. Роберт переставил пустые стаканы на стол. Вернувшись, он помог Колину подняться на ноги и заставил его нагнуться и тут же выпрямиться несколько раз подряд. Наконец Колин оттолкнул его и принялся ходить по галерее, то и дело набирая полную грудь воздуха. Потом он вынул платок, промокнул глаза и мутным взглядом проводил Роберта, который прикурил сигарету и двинулся к кухонной двери. Не доходя до нее нескольких шагов, он обернулся и подмигнул Колину.
Колин сидел в углу и смотрел, как Мэри помогает Кэролайн накрывать на стол. Время от времени Мэри бросала на него тревожный взгляд. Один раз она пересекла комнату по диагонали и сжала ему руку. Роберта не было, пока на столе не появилось первое блюдо. Он переоделся в светло-кремовый костюм и повязал узкий черный шелковый галстук. Поданы были бульон, бифштекс, салат из зелени и хлеб. Две бутылки красного вина. Они сидели на одном конце длинного обеденного стола, довольно тесно, Кэролайн и Колин с одной стороны, Роберт и Мэри с другой. В ответ на расспросы Роберта Мэри принялась говорить о своих детях. Ее десятилетнюю дочь наконец-то отобрали в школьную футбольную команду, и в первых же двух матчах мальчишки так зверски ее блокировали, что она потом целую неделю пролежала в постели. Перед следующим матчем она, чтобы избежать столь откровенной травли, остригла волосы и даже забила гол. Ее сын, он на два с половиной года младше, может пробежать всю беговую дорожку вокруг местного стадиона из начала в конец меньше чем за девяносто секунд. Когда она закончила говорить, Роберт, который все это время откровенно скучал, безучастно кивнул и занялся едой.