Супруга лидера ливийской революции Сафия очень любила покупать всякие сувениры и как-то зашла в «Берёзку» около Новодевичьего монастыря. Она подошла к висящим на плечиках норковым шубам, померила несколько и говорит: «Я беру». Её спрашивают: «Что именно?» А она отвечает: «Вот этот ряд». Подходим к витрине с ювелирными украшениями. Она померила цепочку, взглянула на кольца и говорит: «Беру». Её опять спрашивают: «Цепочку?» А она: «Нет, вот этот лоток».
Тут уж пришлось собрать всех продавцов, чтобы они оперативно выписывали чеки на каждую вещь. А поскольку сумма была немаленькая, я спрашиваю переводчика: «А деньги-то у неё с собой есть?» Переводчик показывает мне на её телохранителя-мулата, у которого к руке был пристёгнут чемоданчик, и говорит: «Вот там — много денег». И действительно, когда тот, рассчитываясь, открыл кейс, то там слева лежали пачки стодолларовых купюр, а справа — пачки английских двадцатифунтовых банкнот. Вот тогда я впервые увидел, что такое «много денег».
Когда к нам в 1981 году ещё раз приезжал Каддафи, я работал не с его супругой, а с ним самим. И нам было объявлено, что он пойдёт в мечеть на проспекте Мира, чтобы помолиться с верующими. Я пошёл на молитву вместе с ним один. Снял, как и положено, обувь. Остальная охрана и руководство стояли у стен, а потом происходит следующее: муфтий начинает читать молитву, и все падают на колени и начинают бить лбом в землю. И здесь мне делать нечего: не стоять же одному посреди толпы. Пришлось встать на колени и головой в пол… Мои товарищи у стен даже улыбаться начали, когда увидели это. А мне-тo не до смеха… Хорошо, что меня заранее предупредили, что выделяться нельзя. Так что я вместе с лидером ливийской революции в мечети бил челом…
Когда готовятся такие визиты, очень много работы лежит на протокольной службе. Нам рассказывали обо всех нюансах, особенностях стран. Готовили нас, конечно, с обязательным соблюдением протокола. Когда я работал с президентом Ельциным, то у нас своего рода занятия организовывал руководитель протокола Владимир Николаевич Шевченко. Иногда сам их проводил, иногда это делали его сотрудники. Нас ведь время от времени приглашали за основной стол на приёмах, поэтому нужно было досконально знать правила поведения за столом, пользования приборами и прочие тонкости этикета.
Очень многое в нашей работе зависит от знания национальных особенностей, порядков, традиций. Мусульманская страна — это одно, европейская — другое, а Монголия — вообще отдельная история. Когда я начал работать с монголами и нужно было решить какой-то вопрос, я действовал, как принято у нас: встречался с начальником охраны и поднимал перед ним проблему. Говорил, что нужно сделать, что решить, что подготовить. И у меня не получалось поначалу. Вроде бы он соглашается, кивает, а вопрос не решается. Потом один из ответственных сотрудников аппарата ЦК КПСС, который курировал отношения с Монголией, мне подсказал: «Владимир Александрович, с ними торопиться не надо. У них очень своеобразное миропонимание. Встретившись с монгольским чиновником, не нужно сразу говорить о насущных проблемах. Для начала желательно спросить о здоровье, поговорить об общих делах, спросить об успехах по службе, поинтересоваться, как семья поживает. Немножко побеседовать о политике, о международном положении, а уже потом, в самом конце беседы, поставить тот вопрос, который нужно обсуждать серьёзно. А если вы сразу будете брать быка за рога, никакого нормального делового контакта не ждите. Они к этому не привыкли». Как говорится, «Восток — дело тонкое…».