– Пётр-кузнец едет как раз в поместье. Он согласился вас подвезти, молодой господин.
– Благодарю, Евлампий Прохорович.
Расплатившись за вкусный обед, я взял с собой целый пирог с начинкой из картошки и рыбы. Разрезанный на два куска, он был завёрнут в чистую холщовую тряпицу и убран в одну из моих сумок. Дождавшись, когда прислуга хозяина положит мои вещи в телегу подъехавшего кузница, я тоже сел в телегу. Расплатился за обед не особо щедро, как и полагается небогатому дворянину. Но сверху накинул, чему Евлампий Прохорович был рад.
Пока мы ехали, я слушал разглагольствования кузнеца. Он уже знал, для чего я еду в поместье, поэтому описывал всех верховых лошадей, что держал помещик, так как сам подковывал их. За информацию я поделился с ним куском пирога – двигались мы уже полтора часа, и вот-вот должно было показаться поместье, так что успели проголодаться на тряской телеге.
С местным помещиком, Петром Вайнаковским, мы быстро нашли общий язык. Он покачал головой, сказав, что на землях соседа такое бывает, похищают лошадей, и после небольшого колебания дал согласие продать мне мерина, который также подходил к преклонному возрасту. Цена была смехотворной, поэтому я согласился, и мы ударили по рукам.
На предложение местного хозяина переночевать я отказался, сказав, что спешу. Причиной отказа было предложение посетить сегодня баньку, она была как раз натоплена. Понятное дело, сверкать шрамами мне было неохота, а так я бы попарился. Тем более хозяйка с детьми была в отъезде, и барин предавался разгулу с несколькими крестьянскими девками. Одна была в моём вкусе, очень даже ничего. Эх-х!..
Мерин с именем Сивый уже был осёдлан конюхом, я проверил коня под любопытным взглядом вышедшего во двор барина, после чего мы с ним распрощались, и я, вскочив в седло и проверив, как закреплены сумки, выехал с территории поместья.
Проехав буквально километров семь-восемь, проверяя, как мерин на ходу – тот оказался вполне на уровне, нёс меня уверенно и спокойно, я бы даже сказал флегматично, – остановился у озера на ночёвку.
Ночью, полулёжа на подстилке из одеял, я поглядывал на языки огня, бурливший на костре чайник и, перебирая струны гитары, напевал фривольную песенку, как вдруг в глаза бросилась небольшая странность. Кисти рук слегка светились.
– Ну наконец-то! – радостно воскликнул я, убирая гитару в сторону.
Сняв с костра чайник, я поставил его на траву, после чего начал разоблачаться. Полностью, пока не встал у костра совершенно голым. Привычно вызвав свечение – откликнулось оно молниеносно, – провёл ладонью левой руки по запястью правой. У меня на глазах кисть руки временно онемела, короста от ран начала отваливаться, уродливые шрамы исчезли, и кожа приняла чистый вид. Разве что цвет у кожи был разный, руки-то загорели. Я последние несколько дней упражнялся с револьвером. Стрелял-то как бог, скажу без лишней скромности, но я нарабатывал вместе с тренировками по стрельбе ещё навык быстрого извлечения оружия. Выхватывания из кобуры, если проще. Прогресс был налицо. Тренировался я или в рубашке, или с голым торсом, так что загореть успел.