Другие свидетели тоже пребывали в ступоре, только Павел смело протянул руку и коснулся одного из огоньков. Тот втянулся ему в палец, вызвав у мальчишки хихиканье, которое быстро прекратилось после громкой оплеухи от отца. За двадцать минут рука удлинилась и начал нарастать локтевой сустав. Заметив, что Усов уже бледный, я прекратил процедуру и велел ему:
– Ещё раз подкрепитесь, ешьте до предела.
Тот с жадностью набросился на мясо, как будто не ел до этого, и добил одно ведро. Продолжив процедуру, я остановился у кисти, велев поручику подкрепиться, тот, снова проголодавшийся – ещё бы, сколько я у него энергии и материала взял, чтобы вырастить часть руки – продолжил уничтожения мяса.
Наконец закончив и оставив Усова изумлённо изучать руку и шевелить пальцами – к нему подошли товарищи и трогали отросшую кисть, – я подошёл к императору, раскатывая рукава сюртука и говоря:
– На сегодня хватит. Устал я с этим лечением. Я остановился в меблированных комнатах Шумского под видом дворянина Демидова. У вас есть время обдумать прошедшую встречу, так что если придёте к выводу, что нам необходимо встретиться ещё раз, пришлите гонца. Только утром не присылайте, я сплю до одиннадцати.
Подойдя к окну, я выпрыгнул в него. Ну да, ногу сломал, но зато как эффектно покинул ошарашенных зрителей. Вылечив ноги – вторая получила ушиб, я вырубил подскочившего часового и побежал к лошади, обходя усиленные патрули и посты. Ушёл ото всех, после чего, вернувшись к кобыле, поскакал обратно в город. Я действительно устал и решил хорошенько придавить подушку.
Утром меня разбудил стук в дверь. Подняв голову, я сонно осмотрелся и понял, что уснул в гостиной, не дойдя до спальни.
– Кто там ещё? – зло крикнул я.
– Ротмистр Шутов лейб-гвардии Гусарского его величества полка. У меня приглашение к вам от его величества императора Российского…
– Когда великий князь спит, ему нет дела до всяких там императоров! – зло проорал я и метнул нож. Пробив дверь, клинок задрожал в доске. Уверен, с той стороны он вышел сантиметров на десять, а я, завернувшись в одеяло, захрапел дальше.
Проснулся я, когда за окнами начало темнеть. Потянувшись с поскуливанием, руками убрал сонную одурь – от похмелья, кстати, тоже помогает, – соскочил с дивана и направился в крохотную ванную комнату, где умылся и протёрся влажным полотенцем.
Вернувшись в гостиную, я подошёл ко входной двери, за которой был длинный коридор с множеством дверей, и, посмотрев на рукоятку ножа, удивлённо пробормотал:
– Надо же, не приснилось, – покосившись на темноту за окном, покачал головой и добавил: – Не будили. Уважают.